одной тысячи бомбардировщиков. Испытания системы в полном составе начались в мае 1953 года: бомбардировщик «Ту-4» – копия американского «Б-29», сбросившего атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, был сбит ракетой В-300 на высоте семь километров. После смерти Сталина было принято решение – создать вокруг Москвы три кольца ракетных полков: первое на расстоянии 90 километров от центра города, второе – на расстоянии 50 километров, третье – на 20—25. Строительство велось осторожно – с внутреннего кольца, рассчитанного на одиннадцать зенитных полков. Каждая пусковая позиция должна была состоять из нескольких функциональных секций-зон. Территория пусковой зоны – это развитая сеть подъездных путей и десятки пусковых установок. На каждом объекте – по три ракеты с ядерной боевой частью. Пусковые позиции, а также необходимая дорожная сеть оказались самым дорогостоящим элементом системы. Поэтому было принято новое решение – создать вокруг Москвы не три, а два кольца ракетных полков. Строительство третьего было заморожено; к тому времени к лианозовской зоне подвели дорогу, построили трансформаторную подстанцию; что касается подземных коммуникаций и бункера, их возведение остановили. На месте предполагаемого зенитного полка разместился батальон связи. Система С-25 имела ряд очевидных недостатков еще на стадии развертывания. Она никогда не использовалась в боевом режиме, однако была недостаточно защищена от средств РЭБ. Она состояла на вооружении около тридцати лет. На смену ей пришла система С-300П.
– Так вот, Павел, представь себе, что документы для торгов готовы. Даже подготовлен полный пакет, увязанный с требованиями Градостроительного кодекса. То есть Вейсберг выполнил проект планировки всей территории городка и межевание, так что комплексной застройке на давно освоенном участке ничто не мешает. Но один маленький пункт изменит картину. Документ, которым я обладаю, причисляет коммуникационную линию связи к объектам стратегического значения.
– Значит, нашим дельцам ничего не светит?
– Почему же? У них есть лазейка. Закон не имеет обратной силы, согласен? Так вот, если сделка состоится, первое, что сделает Вейсберг, – это подаст заявку об отчуждении коммуникаций. Проще говоря, коммуникации будут отрезаны от городка актом о передаче ровно на границе, а это противоположный берег Чермянки. Но как Вейсбергу и Разлогову заставить меня отказаться от моих планов?
– Не боитесь, что я передам наш разговор генералу?
Харламов пожал плечами:
– Просто мой удар окажется не таким острым, вот и все. Но ты ведь не сделаешь этого?
Эту встречу, как и несколько предыдущих, Сергей Васильевич устроил в своей машине, этаком передвижном штабе. И с каждым разом этот орган управления обрастал новыми свойствами. Он стал маневренным. А сам Харламов, поставивший перед собой задачу – свалить в конце пути двух дельцов от бизнеса и милитари-бизнеса, походил на
Глава 24. Военная тайна
Цыплаков укрыл свою машину в «кармане», последовав примеру предшественников: съехал вниз на задней передаче. Этот придорожный карман, в котором было тенисто даже в это солнечное утро, в длину был не больше пятнадцати метров.
Время – восемь ровно. Если верить наблюдениям агентов ГРУ, «полупедант» должен появиться в течение получаса.
Цыплаков нашел окно в подлеске, состоявшем сплошь из сирени, откуда ему в бинокль была видна верхняя часть генеральского дома. Направление наблюдения – на восток, и утреннее солнце отчаянно мешало. Глаза у Павла заслезились, и он сместил бинокль чуть в сторону.
Кованые ворота. В паре метров от них – столбик, похожий на гидрант или автомат на парковке. Его назначение раскрыл сам генерал, выехав из ворот на своем «Мерседесе». Он опустил стекло, высунул из окна руку и нажал на кнопку, вмонтированную в столбик. Ворота за ним закрылись.
Павел отметил время: четверть девятого. Поглубже надвинув бейсболку на глаза, он покинул временное убежище и перебежал через дорогу.
Путь его лежал вдоль высоченного крашеного забора без единой щели. Тропинка привела к калитке, такой же высокой, как и забор. Вооружившись проволокой, Цыплаков открыл задвижку, а потом калитку. Шаг, и он оказался на территории генеральского дома.
Первое опасение – собаки. Каждую секунду он ожидал нападения и был готов ретироваться через открытую пока калитку. Выждал две-три минуты, закрыл калитку и направился к дому по бетонной дорожке.
Дверь пожарного выхода. На миг Цыплакову показалось, что через замочную скважину просачивается свет, более яркий, чем солнечный. Бред. Просто солнечный луч отразился от ключа. Один поворот, другой, и дверь гостеприимно открылась. Цыплаков вынул из пластикового пакета медицинские бахилы и надел поверх кроссовок. Не стал запирать дверь на ключ и прошел в узкий коридор. Он-то и вывел его к своеобразному перекрестку: прямо – гостиная, налево – лестница на второй этаж, направо – библиотека и бильярдная в одном лице; еще дальше – гостевые комнаты.
Цыплаков не сказал бы, что в генеральском доме можно заблудиться, – так или примерно так говорили о загородных домах с парками и садами. Второй этаж его дома – собственно мансарда. Вертикальные стойки и наклонные подкосы, которые и составляли несущие конструкции скатной кровли, являлись гармоничной частью декора и обстановки. Это был самый низкий из всех пентхаусов и самый уютный из виденных им. Его еще можно было сравнить со студией – просторной комнатой, сочетающей в себе художественную мастерскую, жилое помещение и бар.
Два этажа, и оба разные. На втором этаже генерал, скорее всего, отдыхал. Стропильные ноги и подкосы, образующие треугольники, так или иначе наводили на мысль о пирамиде. Эта часть дома стала для него эталоном, и он теперь точно знал, к чему стремиться в плане уюта, отдыха, даже если ему придется ждать этого много-много лет.
Ничего конкретного он здесь не искал и найти не мог. Ему требовалось окунуться в атмосферу, которой дышал генерал, найти ответы на вопросы, которых еще не было, но они обязательно родятся. Он не собирался лазить по шкафам и рыться в бумагах. А с другой стороны, почему бы и нет? Он мог найти намек на моль в следственном комитете. Не имя и фамилия, но даже буква могла дать подсказку.
После того, как он открылся Харламову, вопрос предательства в подразделении стал не таким острым, и все же Цыплаков не сдавался.
Он подошел к книжному шкафу. Внимательно всмотрелся в корешки переплетов, чтобы определить, каким книгам генерал отдавал предпочтение. Корешки с потертостями принадлежали нескольким книгам. Так он узнал, что Разлогов читал Дэна Брауна, Пелема Г. Вудхауса, Жоржа Сименона. На глаза Цыплакову попалась книга, автором которой был некий «бизнес-тренер по конкурентной разведке». Он открыл ее и сразу же обратил внимание на то, что генерал читал ее с карандашом в руках, подчеркивая наиболее важные, заинтересовавшие его места. Вот они.
