трезвый он и комара прихлопнуть не может, тот живым улетает. Спрашивается, какие свойства? Ответ — противоречивые. Так и пиши.
— Нет! — отказывался Володя. — Уж если я взялся, то комар носа не подточит и живым не улетит.
— Значит, с Леной не помирился? — делал вывод Егор. — Вот опять тебе противоречие. Трудовые успехи не совместимы с семейным счастьем. Мой приятель, следователь, с женой развелся, и раскрываемость у него пошла! Самые тухлые дела вытягивал и в суд гладкими да твердыми, как мраморные яйца, сдавал — ни одна адвокатская морда не могла ковырнуть и на доследование возвратить.
— Что ты хочешь сказать? — нетерпеливо спрашивал Володя.
— Во-первых, продолжайте работать, товарищ добровольный эксперт, в заданном режиме и без халтуры! Во-вторых, помните: чем дольше вы с женой в контрах, тем сильнее ее зрение растекается и обостряется. Врубился? Вовка! У тебя жена первый класс! Сфокусируется на каком-нибудь прощелыге, они сейчас вокруг Лены кругами ходят и мужскими доблестями хвастаются. Поверь мне!
— Пошел ты знаешь куда?
— Знаю, отключаюсь. Жду конкретных результатов.
Вечерами, до закрытия, Володя просиживал в читальном зале технической библиотеки. На дом с абонемента брал стопку книг, на следующий день возвращал и заказывал новые. Он вызывал молчаливое и почтенное уважение библиотекарей, так как круг его специальных интересов простирался от легкой до тяжелой промышленности.
Гена практически переселился к Миле.
Иногда забегал за сменой белья, одеждой или зимними покрышками для своих стареньких «Жигулей». Обязательно напоминал:
— Мила спросит: ты меня выгнал для миротворческой деятельности с Леной! Не забудешь?
— Сначала в своей семье разберись, потом в мою лезь, — бурчал Володя, не поднимая головы от бумаг.
— Вот, друг называется! Тебе трудно запомнить, когда у меня судьба решается? Ты моих детей многочисленных хочешь безотцовщиной сделать?
— Пошел вон! Не мешай работать!
— Чудненько! С законной площади выжил, бумаги свои разбросал — туда не сядь, в это ботинки не заворачивай! Узурпатор! Вовка, я на тебя, узурпатора, надеюсь. Кстати, твоя жена много поспособствовала, чтобы я стал на праведный путь.
— Чем она способствовала? — нахмурился Володя.
— Тебе, домостроевец, не понять. Давай, гробь Канарейкина — светоча изобретательской мысли.
Мила Володе не стала звонить, пришла лично. Дверь открыла соседка, которая затем вошла к Володе и, точно дворецкий, объявила:
— К вам женщина! — И добавила тихо:
— Ох, кобели!
Соседка Геной была довольна: непьющий, негрубый, к чистоте нетребовательный. Хлеба и молока, попросишь, купит, да еще денег не возьмет, хотя занимает часто. Детей настрогал кучу и не бросил, как некоторые. Детки приходят, четверо сами приезжают, дорого одетые. А одного, точная копия папаши, мать привозит, чтобы Гена с ним сидел, пока она по магазинам ходит. Есть у Гены недостаток — слаб на женский пол. Идут и идут, то есть приводит и приводит. Что характерно — все медицинские работницы. Володя, друг Гены, поселился. Одного поля ягоды, а это уже слишком — квартиру в публичный дом превращать.
Мила за годы, которые не виделись, постарела и напоминала серебряное изделие, которое чистят, полируют, но в углублениях все равно остается чернота.
Володя поздоровался, освободил от бумаг стул, предложил садиться. Мила оглядывала комнату:
— Тут… в этих условиях Гена жил, то есть живет?
— Как видишь.
Мила села на предложенный стул, хотела пристроить сумочку, но не нашла куда, положила на колени.
— Володя! Извини, что я вмешиваюсь в ваши с Леной отношения. Я знаю, как это отвратительно, когда кто-то против твоей воли ковыряется в твоих ранах. Но я не могу быть безучастной, когда страдает такой удивительный человек, как Лена. С ней я не разговаривала, даже словом не обмолвились. Я хотела спросить тебя: чем я могу помочь?
— А чем ты можешь помочь? — хмыкнул Володя и тут же вспомнил Генкины наставления. — Мила! Ты мне окажешь неоценимую услугу, если… только вместе с Генкой, если вы… словом, освободите нам эту площадь. Понимаешь, дома дети под ногами вертятся, да что тебе говорить, сама отлично знаешь. А нам, Лене и мне, требуется время и чистое пространство. Вроде плацдарма для подготовки свежих войск.
«Неужели она поверит этой ерунде?» — мысленно испугался Володя.
Мила не только поверила, она обрадовалась и заулыбалась. Про ее старение — враки, ошибка. Серебро с годами, даже если темнеет, благородство только приобретает. Отличная у Генки женка! Но ее достоинства заметны, только когда улыбается. Почти такой же Мила была в юности.
— Конечно, Володя! Не сомневайся! — горячо заверила Мила. — Сколько вам требуется, столько и… маршируйте на плацдарме!
— Генка тебя, — забросил удочку Володя, — сильно напрягает? В крайнем случае могу другую комнату снять или квартиру.
— Не сильно, — заверила Мила.
— Генка тебя очень любит. Несмотря на медичек, то есть одну Медичку.
— Одну? — заинтересованно переспросила Мила.
Володя постарался придать лицу выражение абсолютной искренности, даже заморгал от усердия:
— Мила! Как на духу! Он тебе верен, глубоко в душе!
«Так глубоко, — подумал Володя, — что не раскопаешь».
— Ведь каждый может оступиться, правда, Володя?
— Истинно так! — Он с готовностью закивал.
— И ты? — неожиданно перевела стрелки Мила. — Штанга — это у тебя временное увлечение?
— Генка — трепло! — воскликнул Володя, забыв об установке хвалить друга. — Что он тебе наплел?
— Не важно. Володя, ты повинись перед Леной! Гена каждый вечер на разные лады клянется мне в верности. Наверное, врет. Но это так приятно!
— Почему же ты раньше, — заинтересовался Володя, — когда у Генки с Медичкой случилось, на его клятвы внимания не обращала?
— Молодая была, глупая, — призналась Мила.
«У женщин от молодости до зрелости, — мысленно отметил Володя, — период крайне короткий».
— Отомстить хотела, — продолжала Мила. — Только все это глупости. Ни жена мужу, ни муж жене отомстить не могут. Ранить, почти убить, инвалидом душевным оставить — запросто. А месть — из другой оперы, из других, не семейных отношений. Будешь это иметь в виду?
— Буду! — пообещал Володя.
Он проводил Милу до двери, развернулся — соседка поджидает.
— Баб табунами не позволю, участковому заявлю! — пригрозила она.
— Понял, — кивнул Володя, хотя ничего не понял.
Проскользнул мимо старушки в комнату, вернулся к работе.
Итак, узел шлифовального шпинделя. Отличная идея, и Канарейкин ее только улучшил.
В этом была проблема: он воровал талантливо, превращая смутную идею в толковую. У Володи рука
