1740–1743
С 1734 по 1740 год Казановы не было в Венеции.
За это время он успел стать первым учеником у доктора Гоцци, которому он помогал исправлять работы своих тридцати одноклассников. Сестра господина Гоцци, Беттина, тринадцати лет, сразу же понравилась маленькому Джакомо. Она бросила, как говорил сам Казанова, в его сердце первые искры той страсти, которая впоследствии им завладела полностью. А еще Казанова изучил логику Аристотеля, небесную систему Птолемея, выучил латынь и немного греческий, освоил игру на скрипке.
На Пасху 1737 года в Падую из Санкт-Петербурга приехала мать Казановы, но ненадолго, вскоре она вновь уехала на гастроли в Дрезден (ее контракт с театром был пожизненным). Джакомо довольно равнодушно расстался с ней.
После прощания с матерью Казанова поступил в университет Падуи, где завел дружбу со всеми не самым благопристойным образом известными студентами: игроками, пьяницами, драчунами и развратниками. В их обществе он быстро научился держаться легко и свободно. Вскоре он сам начал играть и наделал кучу долгов.
Узнав об этом, его бабушка приехала в Падую и забрала Джакомо назад в Венецию.
Герман Кестен («Казанова»):
«В пятнадцать лет Казанова увидел родной город Венецию словно впервые. Тысячелетняя патрицианская республика жила в зеркальном свете ушедшего величия… С фальшивыми окнами, с бесчисленными причалами и гондолами, с никуда не ведущими переулками, с неожиданно открывающимися кулисами, с беззвучно закрывающимися потайными дверцами, с тысячами балконов и сотнями тайных ходов Венеция была раем авантюристов и влюбленных».
Вернувшись, он принял постриг и поступил на службу в уже известную нам церковь Сан- Самуэле.
Джакомо Казанова («История моей жизни»):
«Он приехал из Падуи, где изучал право» — эта формула моего представления в обществе, едва произнесенная, сразу привлекала ко мне молчаливое внимание равных мне по возрасту и по положению, одобрительные слова отцов семейств и ласковую доброжелательность старых женщин, за которых очень хотели бы сойти и более молодые, чтобы иметь законную возможность поцеловать меня, не нарушая приличий. Настоятель прихода Сан-Самуэле отец Тозелло представил меня монсеньеру Корреру, патриарху Венеции; тот тонзуровал меня, и по его особому благословению я через четыре месяца получил все четыре степени младшего клира. Радость моей бабушки была неописуема».
Современному читателю в приведенной цитате не все может быть понятно. Например, что такое «тонзуровал»? Тонзура (от лат. tonsura — стрижка) — это выбритое место на макушке. В католицизме оно было знаком принадлежности к духовенству. Обязательная тонзура была отменена лишь в 1973 году. Клир — это духовенство как особое сословие Церкви, отличное от мирян. Начиная с Iv века в христианских государствах клир получил определенные права и привилегии (десятина, бенефиции и церковное вознаграждение). В свою очередь, церковная власть предъявляла к клиру определенные требования, например — принятие целибата (безбрачия) для высших ступеней клира. Членами клира становились лица, прошедшие обряды пострижения и посвящения. В современной Римско-католической церкви к клиру принадлежат только священнослужители: диаконы, пресвитеры и епископы.
Казанове не было и шестнадцати, а он не только стал священнослужителем, но и в декабре 1740 года даже самостоятельно прочитал в церкви Сан-Самуэле проповедь.
Герман Кестен («Казанова»):
«Джакомо произнес проповедь в церквушке Сан-Самуэле на тему строфы Горация. Проповедь ли, или молодой проповедник так понравились, но служка нашел в чаше для подношений 50 цехинов[7] для молодого проповедника и — к возмущению благочестивых — много любовных записочек. Казанова уже собирался стать властелином кафедры. Не был ли он для этого слишком тощим?»
В интересах своего нового поприща Казанова каждый день ходил к священнику, и все кончилось тем, что он влюбился в его прекрасную племянницу Анджелу. К сожалению (для Казановы, конечно), чересчур разумная девушка не отвечала ему ни малейшей взаимностью, Джакомо же хотел получить свое сейчас и сразу, а посему посчитал себя «жертвой коварных женщин».
После этого фиаско отвергнутый Казанова возбудил интерес подруги Анджелы, шестнадцатилетней Нанетты, а потом и ее пятнадцатилетней сестры Мартины. Они были сиротами, приемными дочерьми графа Саворгана, в доме которого жил Казанова.
Что же касается карьеры молодого священника, то она, к сожалению, разрушилась уже на второй проповеди. Виной тому послужил сытный обед с обильным принятием внутрь доброго красного вина. Казанова поднялся на кафедру с багровым лицом и принялся что-то горячо доказывать прихожанам, но вскоре упал в пьяный обморок и покорно дал вынести себя из храма.
Палаццо Малипьеро, где Казанова изучал венецианское общество
Служа в церкви Сан-Самуэле, Казанова жил в доме, где скончался его отец. Его сестра и младшие братья остались жить с бабушкой, которая проживала в своем доме и намеревалась там и умереть, чтобы встретить смерть в том же месте, где ее встретил ее муж.
Хотя главным покровителем Казановы считался господин Гримани, он довольно редко видел его. Но отец Тозелло представил юношу господину Альвизо-Гаспаро Мальпиеро.
Герман Кестен («Казанова»):
«Священник Тозелло ввел его в палаццо богатых сенаторов Малипьеро».
Господину Малипьеро было шестьдесят два года. Он был сенатором, удалившимся от государственных забот. Он счастливо жил в своем прекрасном палаццо, любил и умел хорошо поесть и собирал по вечерам изысканное общество, которое составляли дамы, сумевшие отлично попользоваться своими лучшими годами, и мужчины, наделенные тонким умом и прекрасно осведомленные обо всем, что происходило в городе.
Знакомство с таким человеком можно было считать большой удачей.
Франсуаза Декруазетт («Венеция во времена Гольдони»):
«Дворянами являются те, кого, согласно изменению, внесенному в конституцию в 1297 году, причислили к «сеньорам, коими они отныне будут считаться и в городе, и во всем государстве морском и сухопутном». В конце XVI века благородные сеньоры составляют 4,5 % всего населения, в 1642 году — 3,7 %. В 1766 году процент аристократов снижается до 2,5 и остается на таком уровне вплоть до 1797 года».
К несчастью, этого богатого холостяка по нескольку раз в году настигали жесточайшие приступы подагры. Но голова, легкие и желудок бывшего сенатора при этом оставались здоровыми. Красавец, гурман и сластена, он обладал великолепным знанием жизни и типично венецианским остроумием.
