то, что мы всеми средствами стараемся сохранить чистоту германской расы. Но разве не правительства этих стран проявляют слепоту и бесчеловечность, отказываясь хранить неповрежденным свое наследие? Не они ли преднамеренно разрушают свои собственные страны, мирясь с тем, что кровь их народов повреждена, испорчена и насыщена ублюдочными штаммами?
Он снова улыбнулся холодной улыбкой.
– Но, возможно, руководители этих стран считают очищение нашей расы опасным для себя.
Вошел санитар, держа в руке листок бумаги, который он положил на стол офицера. Тот взглянул на него и затем снова повернулся ко мне.
– Теперь о вас, Нойман. Мне прислали табели вашей успеваемости из Плёна, Фогельзанга и отсюда. Все прекрасно. Мы сможем кое-что сделать из вас. Думаю, вы догадываетесь, о чем я говорю. Уверен, что вы слышали о Lebensborn (буквальный перевод «источник жизни» – государственные учреждения по выведению чистой расы). Вас в числе пятерых ваших товарищей выбрали для поездки в Вестфалию. Наш фюрер, по советам Розенберга и Дарре, учредил эти питомники, в которых производится для Германии эта чистая, регенеративная кровь, так необходимая для будущего. Нам нужны такие молодые люди, как вы, здоровые, интеллигентные, испытанные и проверенные нацисты.
Я догадался, о чем идет речь. Как и все в гитлерюгенде, я знал о существовании этих учреждений, но никогда не представлял себя в качестве потенциального жеребца. Все это забавляло меня, но в то же время тревожило. Меня озадачивали возможные последствия.
Перед моим уходом врач встал и по-дружески положил мне руку на плечо.
– Нойман, вам лучше не распространяться об этом. Не делитесь с другими о том, что узнали.
Через два дня мы пятеро сели на поезд, уходящий с центрального вокзала Мюнхена.
Франц не входит в нашу группу. Должно быть, обнаружилось, что он не представляет собой генетического стандарта.
Мы производим так много шума, что может показаться, будто на вокзале целый полк солдат. Со своими чемоданами и в черной форме мы, должно быть, выглядим школьниками, отправляющимися на каникулы. Только нарукавные повязки со свастикой выдают нашу значимость.
Компанию мне составляют Альбрехт Штайгер, Мартин Вольф, Курт Аллензен и Леонард Шпизельман. Все мы одного возраста и волнуемся как дети в связи с тем, что нас ждет впереди.
– Тебе какая нравится? – спрашивает Вольф, сидящий рядом со мной. – Мне – блондинка вот с такими грудями, – он делает соответствующий жест, – и такими бедрами – уф! Доставляет удовольствие даже воображать это.
Он дурачится, и делает это в совершенстве. Вполне убедительно. Но у меня нет определенного мнения по этому вопросу. Не представляю, как это будет происходить, хотя сомневаюсь, что буду иметь возможность выбирать партнершу так, как это делают в сомнительных заведениях.
Когда поезд отходит, мы высовываемся из окон и поем во всю мощь своих глоток.
Нюрнберг, Вюрцбург – станции проносятся мимо одна за другой. Вскоре покидаем Баварию и пересекаем зеленые поля Шпессарта (возвышенная (до 585 м) географическая область к юго-востоку от Франкфурта-на-Майне. –
Во Франкфурте-на-Майне мы пересаживаемся на поезд, идущий в Кассель, где делаем пересадку на местный поезд, который тащится со многими остановками до города Марбург-ан-дер-Лан.
У вокзала нас поджидает небольшой «Фольксваген».
– Парни, вам до Шмалленога? Садитесь!
После двухчасовой поездки в авто мы оказываемся далеко в горах хребта Ротхаргебирге.
Шмалленог (очевидно, все же Шмалленберг. –
Наш водитель и гид ведет нас к зданию современного типа, похожему на госпиталь. Может, это руководящий центр Лебенсборн?
Мы начинаем нервничать. Возбуждение и энтузиазм поездки сменяется серьезными опасениями в отношении нашего будущего.
Нас проводят в большой зал, где женщина в форме БДМ (Лиги немецких девушек,
Покончив с формальностями, она оглядывает нас.
– Оставьте здесь свой багаж и отправляйтесь в комнату номер 17. Первый коридор направо, вторая дверь.
Мы поступаем так, как сказано.
В комнате номер 17 нас встречает медсестра. Должно быть, ее предупредили о нашем приходе по внутреннему телефону, поскольку прежде, чем мы смогли открыть рот, чтобы сказать что-то, она отрывисто вымолвила:
– Раздевайтесь, пожалуйста. Вот ваши карты, каждому – своя. Ступайте по одному в кабинет доктора Нивски. Он осмотрит вас.
Когда наступает моя очередь показаться доктору, он внимательно изучает мою карту, оглядывает меня сверху донизу и начинает медицинский осмотр. Легкие, сердце, рентген, все заново. Затем особый осмотр ради цели, с которой мы сюда прибыли, если можно так выразиться.
Доктору, должно быть, около сорока. Это гладко выбритый мужчина, совершенно лысый, с сияющим черепом.
Вероятно, вполне удовлетворенный, он выпрямляется и говорит:
– Все в порядке. Теперь я хочу взять у вас пробы спермы.
Спермы? Что он имеет в виду? Где я ее возьму? Вдруг я осознаю. Должно быть, я выгляжу полностью обескураженным, потому что на его лице ироничная улыбка.
– Вот пробирка. Зайдите в кабинку, там вы останетесь в одиночестве.
Боже всемогущий! Что за сцена! Я заперт в кабинке не с чем иным, как со стеклянной пробиркой, зажатой самым нелепым образом в руке. Лихорадочно думаю, как я справлюсь с этим.
У меня были подозрения, что жизнь в Лебенсборне будет довольно необычной, но до такого не додумался! Все же сидеть здесь весь день в состоянии отчаяния невозможно. Особенно когда нет реальных оснований так расстраиваться.
С трудом стараюсь переключиться на… другие мысли. Надо действовать.
После долгих и самоотверженных усилий мне наконец удается решить эту сложную задачу. Робко стучу в дверь комнаты для консультаций. Слышу, как задвигается ящик стола, когда меня просят войти.
– Закончили? Прекрасно. Вот наклейка. Приклейте ее к вашей колбе и поставьте ее на ту полку. – Доктор указывает на небольшой деревянный столик, где стоят другие колбы и склянки.
Я выполняю его указание.
– Теперь можно одеваться, – говорит он. – Все это пойдет на анализы. Когда оденетесь, идите снова к фрейлейн Хофдель, она скажет, что делать дальше.
Когда выхожу, вижу Альбрехта Штайгера и Аллензена, которые все еще ожидают встречи с доктором Нивски. Они спрашивают:
– Как там?
Я говорю с видом некоторого превосходства:
– Просто некоторые формальности. Сами узнаете, довольно интересно.
В тот же вечер мне предлагают идти в рекреационное помещение.
В связи с этим понимаю, что медосмотр дал положительные результаты. Я выдержал испытание.
Рекреационное помещение с большим камином и тонированными стеклами окон напомнило мне зал собраний в Зонтхофене. Там было пятьдесят парней и девушек. Они играли в пинг-понг и шахматы, разговаривали или слушали музыку. Около десятка пар танцевали под музыку радио, которое было установлено в конце помещения рядом со своеобразной стойкой бара. Вскоре я обнаружил, что там подают только молоко и разные фруктовые соки.
