Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945

на голом полу.

Грохот тяжелой артиллерии и почти непрерывный вой самолетов, летящих на Вену или возвращающихся оттуда, заставляют дребезжать стекла окон, где они еще уцелели. Страх закрадывается в души людей, которые надеются лишь попасть каким-то образом на поезд, следующий ночью на запад, к жизни.

Мы тоже ждем поезда на Швехат. Собрались на платформах, открытых для сильных порывов холодного ветра, который заставляет скрипеть и громыхать разрушенные железные перекрытия крыш над нашей головой.

Несколько минут назад между группами военных, стоявших рядом с лестницей, ведущей в тоннель, разгорелся жаркий спор.

Я подошел к ним.

Это были офицеры 1-й дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Они собрались вокруг подобия мангала и обсуждали последний, только что вышедший приказ фюрера. Он предписывал им снять нарукавные ленты, на которых вышито серебряными нитками «Адольф Гитлер». (Гитлер отдал приказ, лишавший нарукавных лент 1, 2, 3 и 9-ю танковые дивизии СС. На нарукавных лентах были вышиты названия и эмблемы этих формирований. – Ред.) Фюрер принял такое решение после провала последнего контрнаступления в марте. Рейхсканцлер рассматривает их отступление как измену и дезертирство. Он хочет продемонстрировать свое порицание их проступка таким официальным и публичным способом.

Это оскорбление возмутило весь личный состав дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Сначала военнослужащие были шокированы незаслуженным упреком. Затем шок сменился негодованием. Некоторые из офицеров сорвали с себя не только нашивки, но и награды, отправив их затем в рейхсканцелярию Берлина в ночном горшке.

Все это тревожно и весьма характерно для ситуации, сложившейся в СС в настоящее время.

Важно, чтобы мы держали себя в руках, если хотим избежать тотального уничтожения.

Я машинально бреду к центру вокзала.

– Простите, капитан! Они еще далеко отсюда?

Звучит женский голос, в темноте я не могу разглядеть, кому он принадлежит.

Подхожу ближе. На полу сидит молодая женщина, завернувшаяся в черную шаль.

– Не бойтесь. Их передовые части еще далеко. Во всяком случае, вас вывезут, если возникнет опасность.

Мои глаза привыкают к темноте, и я могу разглядеть ее лицо. Бледное, молодое лицо с волнистыми волосами, ниспадающими на плечи.

Сажусь рядом с ней на низкий прилавок, видимо служивший некогда для проверки багажа.

Замечаю, что она сидит на пронизывающем сквозняке в отдаленном уголке вокзала в полном одиночестве.

– Вам не холодно?

– Какое это имеет значение? Кроме того, я не могла найти места в отапливаемом зале ожидания.

Она говорит спокойно, без раздражения. Уже поняла, что в трагической обстановке, чреватой риском для жизни, жалость неуместна.

– Вы служите в СС? Ах да, с моей стороны глупо задавать такой вопрос. На станции одни только эсэсовцы!

Чувствую, что ей хотелось бы спросить: «Что вы делаете здесь? Почему не сражаетесь?» Этот вопрос я задаю сам себе. Но транспорт так дезорганизован, что 6-я танковая армия СС при наличии беженцев, наводнивших дороги, едва ли сможет организовать передвижение войск так быстро, как этого хочет штаб.

Мы разговорились. Сквозь разбитые стекла окна вижу, как строятся боевые группы. Однако признаков неминуемого прибытия поезда не наблюдается.

Она рассказывает, что ее муж убит во Франции в прошлом сентябре. Сама из Айзенштадта и пытается уехать на запад. Ей сказали, что красные насилуют всех женщин в полосе наступления.

Часы идут. Холод все более усиливается.

– Мне так холодно, – жалуется она.

Я придвигаюсь к ней ближе и обнимаю за плечи.

– Так лучше?

– Спасибо. Вы так добры.

Снимаю шинель и помещаю женщину на нее.

– Отдохните немного. Вероятно, придется ждать несколько часов.

Вытягиваюсь рядом с ней. Чувствую на лице ее дыхание. От ее волос исходит почти пьянящий аромат.

Разбитая железнодорожная станция, глухой гул артиллерии, холодная тьма и незнакомая женщина в моих объятиях. Как все это странно.

– Как тебя зовут?

– Ханна. А вас?

Мои губы в нескольких миллиметрах от ее лица. Она прижимается губами к моим губам и льнет ко мне своим телом.

Глава 18 КОНЕЦ

3 апреля. Фронт вдоль всей германо-венгерской границы представляет собой гигантский огнедышащий ад. Бои приобрели сейчас особенно ожесточенный характер.

Винер-Нойштадт обречен на оккупацию русскими, которые предприняли последнее наступление, сконцентрировав боевую мощь, не поддающуюся воображению. (Танков здесь у Красной армии было мало, имелось некоторое превосходство в живой силе, существенное и большое – в артиллерии и авиации. – Ред.) На полосе фронта почти в 100 километров, между Братиславой и перевалом Земмеринг, наступают на Вену миллион солдат. (Всего в Венской наступательной операции принимали участие 644 700 советских солдат, но в указанных рамках (до перевала Земмеринг) – менее 500 тыс. – Ред.)

4 апреля. Советские танки в Медлинге и Винер-Нойдорфе. Они в менее чем 20 километрах от столицы. Теперь, очевидно, никто и ничто не остановит наступление большевиков.

Наши солдаты совершенно вымотаны. Неделя непрерывных боев истощила их нервную систему. Подорвала боевой дух. В результате падение дисциплины. Шарфюрер 3-го противотанкового батальона отказался вчера подчиниться приказу о выходе на патрулирование. Его немедленно расстреляли.

Как далеко ушли в прошлое те славные дни, когда «Викинг» с развевающимися на ветру знаменами победы шествовал на восток!

5 апреля. Изможденная и растрепанная женщина, которой удалось перебраться через линию фронта, рассказала о занятии большевиками Бадена (южнее Вены. – Ред.).

Артиллерийский обстрел продолжался несколько часов после ухода из города последнего немецкого солдата. Словно русские хотели реально убедиться, что справятся со всяким сопротивлением. С десятью другими женщинами она укрывалась в погребе.

Около шести вечера передовые танковые части русских ворвались в город, ведя огонь по заграждениям на улицах.

За танками легкой рысью следовала кавалерия, затем пехота.

Большую часть войск Толбухина составляли монголы и азиаты. Выступающие скулы, плоские носы, зверские лица. (Большинство в Украинском фронте Толбухина составляли русские и украинцы – последних было очень много мобилизовано в пехоту на бывших оккупированных территориях. – Ред.) Сквозь смотровые отверстия погребов испуганные австрийские женщины могли слышать, как красные кричат дикими гортанными голосами.

Через несколько часов они начали охоту за женщинами.

Сбивая выстрелами замки, открывая двери ногами или прикладами ружей, большевистские орды