Вас не привлекают добрые, надежные, стабильные, интересующиеся вами мужчины. Вы находите таких «славных парней» скучными.
В большей или меньшей степени у Джилл проявлялись почти все эти характеристики. Именно поэтому, слушая ее рассказ, я заподозрила, что у Рэнди могли быть проблемы с алкоголем. Женщин, принадлежащих к подобному типу, постоянно влечет к мужчинам, которые по той или иной причине эмоционально недоступны для них. Болезненное пристрастие — главная причина эмоциональной недоступности.
С самого начала Джилл хотела взять на себя большую долю ответственности за начало и поддержание своих взаимоотношений с Рэнди. Подобно многим женщинам, которые любят слишком сильно, она была очень ответственным человеком — упорным тружеником, преуспевающим в различных областях своей жизни и, однако, обладающим низкой самооценкой. Осознание ее академических и карьерных целей не уравновешивало ее личную неудачу в любовных отношениях. Каждый раз, когда Рэнди забывал позвонить, он наносил тяжелый удар по ее хрупкому представлению о себе, и она начинала героически восстанавливать свое достоинство, пытаясь вытянуть из своего любовника знаки внимания. Ее готовность принять на себя всю вину за разрыв отношений с ним была типичной, как и ее неспособность реалистично оценить ситуацию и позаботиться о себе, когда отсутствие взаимности стало очевидным.
Женщины, которые любят слишком сильно, придают мало значения собственной личности в любовных отношениях с партнером. Они тратят свою энергию на изменение партнера и его чувств к себе с помощью отчаянных манипуляций, подобных дорогостоящим междугородным звонкам Джилл и ее полетам в Сан-Диего (не забудем о том, что ее бюджет был крайне ограничен). Ее междугородные «лечебные беседы» с Рэнди в гораздо большей степени являлись попыткой превратить его в идеального мужчину для себя, чем намерением помочь ему открыть, кто он такой на самом деле. В сущности, Рэнди и не хотел помогать ей в этом. Если бы он действительно хотел разобраться в себе, то сам проделал бы большую часть работы, а не слушал пассивно, как Джилл пытается заставить его проанализировать его собственные мысли и чувства. Она шла на все эти усилия, потому что у нее была лишь одна альтернатива: принять его таким, каким он был на самом деле — мужчиной, безразличным к ее чувствам и к отношениям с ней.
А теперь давайте вернемся к визиту Джилл, чтобы лучше разобраться, что привело ее в тот день в мой офис.
Теперь она говорила о своем отце:
— Он был очень упорным человеком. Я поклялась, что когда-нибудь выиграю в споре с ним, — она на секунду задумалась, вспоминая. — Хотя этого так и не случилось. Возможно, поэтому я и занялась юриспруденцией. Меня увлекла сама идея о том, что можно спорить при обсуждении дела в суде и выиграть его!
При этой мысли она широко улыбнулась, затем снова помрачнела.
— Знаете, что я однажды сделала? Я заставила папу сказать, что он любит меня, заставила его обнять меня.
Джилл попыталась преподнести это событие как веселый анекдот из своей юности, но у нее ничего не получилось. Передо мной стояла тень страдающей молодой девушки.
— Такого никогда бы не случилось, если бы я не заставила его. Но он в самом деле любил меня, просто не показывал этого. Он так и не смог сказать нужное слово сам, и я счастлива, что заставила его, иначе я бы никогда не услышала от него ничего подобного. Я ждала годы и годы. Мне было восемнадцать, когда я обратилась к нему: «Ты скажешь мне, что любишь меня». Я ждала до тех пор, пока он не сказал этого. Тогда я попросила его обнять меня, но на самом деле мне пришлось первой обнять его. Он прижал меня к себе и легонько похлопал по плечу, но этого было достаточно. Я сильно нуждалась в этом.
Вернулись слезы, покатившиеся по округлым щекам Джилл.
— Почему это было так трудно для него? Это кажется такой элементарной вещью — сказать дочери, что ты любишь ее.
Она снова принялась разглядывать свои сложенные руки.
— Я так старалась. Наверное, именно поэтому я спорила и ссорилась с ним. Я думала, что если когда-нибудь выиграю в споре, то он будет гордиться мною. Ему придется признать, что я молодец. Я хотела добиться его одобрения больше всего на свете. Наверное, я думала, что его одобрение означает его любовь…
Из дальнейшего разговора стало ясно, что в семье Джилл холодность ее отца по отношению к ней объяснялась тем фактом, что он хотел сына, а получил дочь. Это поверхностное объяснение было более легким и удобным для всех, включая и Джилл, чем признание правды. Однако после долгой терапии Джилл поняла, что ее отец ни с кем не имел близких эмоциональных отношений, что он был фактически не способен выражать любовь или одобрение любому человеку из своего личного окружения. Для его эмоциональной замкнутости всегда находились «причины»: например, ссоры и расхождения во мнениях или бесповоротные факты — такие, как тот, что Джилл родилась девочкой. Каждый член семьи считал эти причины основательными, вместо того, чтобы подвергнуть исследованию постоянную отчужденность в отношениях с отцом Джилл.
Для Джилл оказалось труднее признать, что ее отец не способен любить, чем продолжать обвинять во всем только себя. Пока вина лежала на ней, оставалась и надежда, что когда-нибудь она сама изменится достаточно сильно, чтобы изменить отношение отца к себе.
Для всех нас справедливо, что когда в эмоционально мучительных для нас ситуациях мы берем вину на себя, то фактически утверждаем, будто имеем власть над ситуацией: если мы изменимся, то страдания прекратятся. Данная подсознательная динамика лежит в основе самообвинения женщин, которые любят слишком сильно. Обвиняя себя, мы цепляемся за надежду понять, что мы сделали неправильно, и исправить ошибку.
Эта схема в поведении Джилл проявилась со всей очевидностью во время следующего приема, когда она рассказала о своем браке. Ее с неумолимой силой повлекло к человеку, с которым она могла воссоздать эмоциональный климат своего подросткового возраста в отношениях с отцом. Ее брак стал для нее новой возможностью завоевать так и не обретенную любовь.
Пока Джилл вспоминала о первой встрече со своим мужем, я думала о высказывании, услышанном мною от коллеги по профессии: «Голодные люди — плохие покупатели». Изголодавшаяся по любви и одобрению, знакомая с безразличием, хотя и не распознавшая его, Джилл была обречена сблизиться с Полем.
— Мы встретились в баре, — сказала она. — Я стирала одежду в прачечном автомате и на несколько минут вышла в соседнее помещение — маленькое уютное местечко. Пол начинал партию в бильярд и спросил, не хочу ли я присоединиться. Я согласилась. С этого все и началось. Он предложил мне прогуляться с ним. Я отказалась, сказав, что не гуляю с мужчинами, которых встречаю в баре. Тогда он проводил меня к прачечному автомату, ни на минуту не прекращая говорить. В конце концов я дала ему номер своего телефона, и следующим вечером мы встретились.
Вы не поверите, но уже через две недели мы стали жить вместе. У него не было жилья, а мне
