Я знала, что ничто никогда не заполнит этой зияющей бездны. Я сунула руки в перчатки, надеясь ощутить его тепло, но они уже остыли. Мое тело сотрясали рыдания, и я едва держалась на ногах.
Графиня проявила мудрость и позволила мне в полном одиночестве выплакать горе на продуваемой всеми ветрами стене. Окончательно замерзнув, я спустилась вниз.
— Он уехал.
Я шмыгнула носом, надеясь, что вуаль скроет от ее глаз мое распухшее лицо, и сунула перчатки за лиф платья.
— Я знаю.
Мама приложила ладонь к моей щеке. Всмотревшись в мое лицо, она увлекла меня на кухню, где усадила за грубо сколоченный стол и налила в кубок вина. Кухарка поставила передо мной миску горячего бульона. Я молча сидела, упорно отказываясь принимать от них утешение. Не обращая внимания на удивленные взгляды слуг и нанеся непоправимый ущерб своим юбкам, мама придвинула ко мне табурет, села рядом и обняла за плечи. Она развернула меня к себе и посмотрела в глаза.
— Выпей вина, Анна. И поешь.
— Я не хочу…
— Да, он уехал. И ты должна с этим смириться. Еда не поможет твоему горю, но сейчас тебе, как никогда прежде, необходимы сила и присутствие духа.
Я остро ощутила безнадежность своего положения.
— Он меня оставил…
Я почувствовала, что мой голос вот-вот сорвется и я разрыдаюсь.
— Да, оставил. — В мамином голосе не было сострадания, лишь непреклонная воля. — Пойми, Анна, у Ричарда нет выбора. Долг требует от него преданности и повиновения королю.
— Он мне нужен, — только и смогла ответить я.
— Нет, не нужен. Ты должна научиться жить без него, и ты этому научишься. Зато мне нужна ты. И ты не допустишь, чтобы расставание с Ричардом тебя раздавило. Ты меня поняла?
— Да.
Я вытерла лицо рукавом.
Графиня встала, но остановилась и обернулась, чтобы взглянуть на меня.
— Если нам придется расплачиваться за действия моего господина, мне потребуется твоя поддержка. Я не могу позволить тебе оплакивать Ричарда. Поэтому ешь!
Напоминание о чувстве долга и фамильная гордость придали мне сил. Я начала есть, стараясь не подавиться. Убедившись, что я повиновалась и взяла себя в руки, графиня ушла. Но прежде чем выйти из кухни, она склонилась надо мной и поцеловала мои волосы. Она меня понимала. Ей были знакомы и сердечные страдания, и боль расставания и потери.
— Ричард покинул тебя не потому, что разлюбил. Это было написано на его лице, когда он вышел из часовни. Он страдает так же сильно, как и ты.
Эти слова бальзамом пролились на мое израненное сердце, но особого облегчения не принесли.
В конце концов нам пришлось спасаться бегством.
Мы собрали все необходимые вещи, а также наполнили мешки золотом и фамильными драгоценностями Невиллей. Один Господь ведал, вернемся ли мы когда-нибудь в наше гнездо, и в наших скитаниях нам вполне могли понадобиться все ценности, которые мы только могли унести с собой. На башнях замка по-прежнему гордо развевались наши стяги, но во дворе уже ожидали экипажи. Последние несколько ночей мы почти не спали, и наши нервы были напряжены до предела. В отсутствие Изабеллы у меня не было даже возможности поупражняться в язвительности и остроумии.
— Мы уходим на юг! — провозгласил объявившийся наконец Уорик. С ним был мрачный и озлобленный Кларенс. У нас не было времени на обмен приветствиями. — У вас есть час на сборы. Успеете? За нами гонится Эдуард. Мы потерпели поражение. Нас ждет корабль, мы отплываем в Кале.
Я видела, что отец обессилен и едва стоит на ногах.
— Быть может, Эдуард проявит милосердие? — с надеждой в голосе спросила графиня.
— Нет. — Отец не старался подбирать слова и смягчить удар. — Видишь ли, я отверг требование Эдуарда предстать перед ним. Он располагает такой армией, что у нас недостаточно сил, чтобы сражаться. Эдуард объявил нас предателями, и если мы попадем к нему в руки, он поступит с нами соответствующим образом. Мы вторично подняли оружие против короля и потерпели неудачу… — Он пристально посмотрел маме в глаза. — У нас нет выбора. Мы все направляемся в Кале. И кто знает, когда мы сможем вернуться в Англию?
Итак, мы не стали тратить время на бесполезные разговоры. Перед лицом такого несчастья я не могла даже спросить отца о Ричарде. Выжил ли он в состоявшейся битве? Спустя час мы уже были в пути. Так началось наше долгое и трагическое странствие, приведшее к неожиданному отказу принять нас в гавани Кале, к тяжелым родам и появлению мертвого ребенка, к горькому и безрадостному существованию с клеймом предателей английской короны.
Глава седьмая
Но жизнь продолжалась, и нам следовало найти себе пристанище. А пока мы ожидали прилива у берегов французского порта Онфлер, я пыталась привыкнуть к мысли о том, что отныне мы беглецы, всецело зависящие от доброй воли или жадной заинтересованности французского короля Людовика. Ветер трепал мои волосы и уносил в море обрывки нашего разговора. Моего вопроса:
— Нам будут рады при французском дворе?
И непостижимого ответа отца:
— Во всяком случае, тебе, дочь моя, там точно будут рады.
Я этого не поняла. Но что было ясно даже мне, так это то, что все будет зависеть от договоренности между графом и Людовиком. Захочет ли французский король иметь дело с лишенным всех прав и имущества английским лордом?
— Людовик примет нас в Амбуазе, — произнес граф. — Но он ничего не делает просто так. За все нужно платить.
«За все нужно платить». Эта фраза не шла у меня из головы. Какова будет цена договоренности? И кто будет платить? Поразмыслив, я пришла к довольно очевидному ответу. Первым, что придется принести в жертву, станет гордость моего отца.
— Добро пожаловать, мой бесценный кузен Уорик! Я счастлив видеть вас и его светлость Кларенса, разумеется. Входите, милорд, и представьте мне вашу семью. После чего вы отобедаете за моим столом.
Я ожидала, что королевский замок Амбуаз окажется великолепным, похожим на крепость Уорик. Мое воображение рисовало низкие потолки и большие окна, а также обширные жилые помещения, пристроенные к первоначальным оборонительным башням и донжону. Все годы, проведенные отцом на королевской службе, он подталкивал Эдуарда к объединению сил с Францией для создания самого могущественного союза в Европе. Для меня это означало то, что Людовик должен жить в богатстве и пышности.
Поэтому Амбуаз стал для меня полной неожиданностью. Это и в самом деле была по-своему величественная цитадель, как и любая великолепно защищенная крепость вроде Миддлхэма. Круглые башни, толстые и высокие стены, глубокий ров, узкие бойницы… И все! Разглядывая все это, я вспомнила лондонский Тауэр. Вот уж местечко, где я ни за что не хотела бы жить! Неужели эта огромная, внушающая трепет крепость станет моим домом? Только не это! Я мысленно вознесла молитву творцу, умоляя Его избавить меня от такой участи.
