большой пустой коттедж в Кукмир-Хейвене и вернулся домой принимать все эти восторженные сообщения по автоответчику.
Через четыре дня я получил открытку с траурной каймой — приглашение на похороны Билли.
— Ага! Я иду на похороны! — крикнул я своей взволнованной собаке. — Вот это дело, так держать, Джимми! Вот радость-то! День счастья!
Не помню, чтобы я когда-нибудь еще так радовался.
4
Дорогой Джеймс,
Слава — это обоюдоострый меч. Но не оба лезвия хороши, одно из них плохое. И когда человек так знаменит, как ты, беда в том, что всегда найдутся очень странные люди, которые ни перед чем не остановятся, лишь бы быть к тебе поближе. Большинству, вероятно, вполне достаточно хоть немного прикоснуться к твоему чудесному миру, но у других более зловещие намерения. Я не желаю портить тебе радость от богатства, славы и так далее, но чувствую, что обязан тебя предупредить, что в тебя может выстрелить на улице свихнувшийся псих.
Вот уже восемь месяцев с тех пор, как Джон Леннон завершил свою «Длинную извилистую дорогу»,[14] хотя она оказалась не такой длинной, как надо бы, даже, пожалуй, извилистая и короткая вышла дорога, ведь ему было сорок, так что, скажем, средней длины дорога, и уж во всяком случае не такая длинная и извилистая, какой должна была быть, потому что его жизнь трагически оборвал сумасшедший поклонник. В принципе, я бы таких поклонниками не называл, это не поклонники, а убийцы. Нет им другого названия. Но суть в том, что если бы Джон Леннон не был знаменит, он, возможно, все еще был бы жив. Его музыка дарила радость миллионам, даже пенсионерам. А потом один так называемый «поклонник» взял да и убил его. Как всегда, самое малое меньшинство обязательно все всем испортит.
Вот поэтому, Джеймс, я тебе и пишу и советую принять кое-какие меры предосторожности. Не раздавай автографы тем, кто целится в тебя из пистолета. Или нет, давай им автографы. Наверное, лучше делать все, как они требуют. Только если, скажем, жуткого вида тип с кучей пистолетов и гранат и кинжалом в зубах влезет по стене твоего дома и захочет забраться через окно в спальню, ты его не пускай. Он может быть опасен.
Конечно, когда прославишься, вполне можно ожидать некоторой конструктивной критики. Ты попал в поле зрения публики и должен быть готов к жалу критики. Но если в тебя пытаются стрелять, это, честно говоря, уже слишком. Рональд Рейган, Папа Римский, Джон Кеннеди — во всех них рано или поздно стреляли. И я осуждаю тех, кто это делает.
Поэтому, Джимми, остерегайся сумасшедшего убийцы, а если увидишь такого, спрячься за колонну или за автобус, пока он не уйдет. Потому что бывают довольно странные типы.
Вот именно, типы бывают довольно странные, думал я, собираясь проникнуть на похороны кумира, которого якобы знал. Однако я не был одержимым, не преследовал его неотступно, просто для меня это турпоездка в страну славы. Кому-то нравится бродить по Риму и фотографировать богинь минувших эпох. Мне же просто хотелось посмотреть нынешние иконы, увидеть всех новых богов, выстроенных напоказ.
Ну а в Сифорде, естественно, я и сам стал уже немножко знаменитостью. После моего триумфального появления в выпуске новостей Би-би-си — а кадры эти, с гордостью доложу, вошли и в специальный вечерний выпуск, — все, с кем я был знаком теперь или встречал раньше, неожиданно узнали, что Джимми скромно помалкивал о дружбе с крупнейшей звездой британского телевидения. От желающих поговорить со мной, утешить, прикоснуться к смерти Билли Скривенса, сделать событие национального масштаба чуточку своим не было отбоя. «Ну да, и мой друг идет на похороны… — скажут они коллегам по работе, когда об этом зайдет разговор. — Я постарался его хоть как-то утешить, но для него это такой удар, знаете ли, а тут еще телевидение и газеты напоминают о случившемся каждые пять минут».
Вдруг выяснилось, что и для них в солнечной системе есть место. В центре пылала сверхновая — Билли Скривенс. Вокруг этой звезды вращались разные планеты, в том числе, оказывается, и Джимми Конвей, рядом с которым пролегала их орбита. И я вдруг заметил, что множество спутников вокруг меня вдруг разом оказались на самой близкой орбите, все на виду, выстроились и ярко освещают мою жизнь. После выпуска новостей в день смерти Билли телефон не умолкал до ночи, а потом и все дни до самых похорон.
Вторым из друзей позвонил Крис. Крис — хороший человек, но сильно изменился с тех пор, как однажды заснул на пляже в Рио-де-Жанейро. Он пал жертвой преступной шайки хирургов, торгующих человеческими органами на черном рынке. Пока он спал, ему, похоже, выпотрошили мозги — других объяснений не было. Из всех моих знакомых у него одного результат теста IQ отрицательный.
— Привет, Джимми! Тебя только что показывали по телевизору!
— Ага.
— Потрясающе!
— Ну да, непривычно.
— Как ты быстро до дома добежал…
— То есть?
— Я думал, мне автоответчик ответит, а ты уже дома. Потрясающе!
— Это же не прямой эфир…
Наступила пауза: Крис думал.
— Понял. Значит, они новости знают наперед, да?
— В смысле?
— Я думал, это новости в прямом эфире.
— Ну да, в основном, Крис. Это просто чудеса, на что способны современные технологии.
— А! Ясно. У тебя домашний телефон соединен с мобильником, так?
Со следующим звонком пришлось разбираться чуть подольше.
— Алло, Джимми? — произнес голос пожилой дамы.
— Я.
— Здравствуй, милый. Это Одри Лэйси.
— Кто-кто?
— Одри Лэйси. Брайан и Одри — друзья твоих родителей. Я твой голос даже не узнала, такой взрослый.
— М-м… Ну вы даё… Здравствуйте, Одри.
— Мы с Брайаном хотели сказать, как нам жаль, что твой друг Билли Скривенс так вот умер.
— А, ну да. Ага.
— Твоя мама только вчера вечером в одиннадцать позвонила и рассказала, что вы с Билли Скривенсом были друзья. Так что потом, когда мы по радио с утра слушали новости, ну просто не могли не позвонить и не сказать, как мы сочувствуем…
— М-м, э-э, спасибо, Одри. Рад вашему звонку. Ну да, я все еще переживаю…
— Боже мой.
