— Джимми, старина! — хохотнул он — с иронией, как я решил. — Прости, что я так с тобой, сукин ты сын, но ведь отличный вышел концерт, а? Нет, ты признай, ведь просто класс! — И он игриво ущипнул меня за руку, явно в восторге от того, как складывается вечер. — Когда ты вот так к дверям побежал, Джимми, это же сила, весь зал валялся! Ты-то и в страшном сне не думал, не догадывался, что все так повернется?
— Э, нет, не думал, — запнулся я, глядя на него с подозрением.
Он самовлюбленно буркнул, что так и знал.
— Ну, рад тебя снова видеть, Джимми, серьезно. Чертовски надоело прятаться целый год, доложу я тебе. Начинаешь немножко скучать по друзьям. Понимаешь?
Я еще не совсем был уверен, что отвечать. Это что, новое испытание? Он что, снова провоцирует меня на ошибку? Знакомая группа исполняла на сцене свой хит, и солист крикнул: «Пойте, если знаете слова!»
— Гм, ну, приятно снова тебя видеть, Билли, — рискнул я. — И вообще, классно ты всех нас купил.
Ему это понравилось. Я почти услышал, как он мурлычет от удовольствия.
— Знаешь, Джимми, маловато мы виделись перед моим академическим отпуском. Надо бы почаще встречаться.
— Э, ну да. Было бы, гм, недурно.
И я снова уставился на него, а он мне улыбнулся, а потом повернулся к группе на сцене, радостно отбивая ритм ногой в такт музыке.
И вот тут я понял, что Билли Скривенс сумасшедший. Он так одержим собой, что не помнит, с кем знаком, а с кем нет. Он в буквальном смысле не знает своих друзей. Все мои волнения и тревоги основывались на том, что Билли Скривенс — разумный человек, который заметит, что мы с ним ни разу толком не общались. Но газеты называли меня его старым приятелем, и Билли решил, что так оно и есть.
И он ничего не сказал о юмореске, которую я только что исполнил. А слушал ли он вообще?
— Да, кстати, Джимми, половина твоих острот мне определенно знакома.
Блин! Все-таки слушал. Сейчас начнется.
— Хороши писатели, а? Помер Билли Скривенс, а они сразу же и думают: значит, ему это уже ни к чему, так что впарим-ка писанину по второму разу, а ну, давай, звони Джимми Конвею! — Он хлопнул меня по спине и загоготал.
— Ага, писаки чертовы! — согласился я. — Кому они нужны?
— Увы, нам! Ха-ха-ха!
Похоже, я вышел сухим из воды. Мой ум перебирал все варианты, все слабые места, которые надо прикрыть, и со всех сторон вдруг показалось, что все у меня четко. Я объявил себя другом покойного юмориста — и даже он мне поверил. Я вышел на сцену как настоящий юморист — и добился фантастического успеха. Ладно, шутки не мои, но теперь выяснилось, что и не Билли их автор. Писателям за них уже заплачено, так что они не станут поднимать шум и жаловаться, что лучший юморист Великобритании подарил их другу. Мне все сошло с рук, и к тому же я не ударил в грязь лицом. Я нашел свой стиль и стал настоящим артистом, а если не умею писать, это еще не значит, что нельзя нанять писателей, как делает Билли, чтобы они писали за меня.
Я достиг всего, чего желал. В приемной ошалевшие знаменитости обменивались впечатлениями о встрече с покойником. Каждый терпеливо ждал очереди, чтобы начать перечислять подробности своего переживания. Мне нужно было вернуться в гримерку и привести в порядок мысли, поэтому я подошел к штабелям с пивными ящиками за бутылкой особого чешского из упаковки в шесть бутылок, но почему-то прихватил всю упаковку.
С тех пор как я покинул эту маленькую норку, не прошло и полчаса, а я полностью преобразился. Я прилег на диван, выпил первую бутылку прямо из горла и принялся за вторую. У меня получилось! Я стал настоящим юмористом. От эйфории кружилась голова, я чувствовал, что вырос по крайней мере на метр.
А потом я вспомнил, что как раз перед выходом на сцену звонил мобильник Кому бы это понадобилось звонить мне в такое время? Ладно, еще глоток пива, и перезвоню, спрошу, смотрели ли концерт. Я включил телефон проверить, нет ли сообщений. Голос в записи звучал далеко и искаженно, но даже пусть мы не разговаривали уже несколько недель, я этот голос ни с каким другим не спутаю. Звонила Нэнси из Сифорда. Она говорила сквозь слезы. Тамсин беременна.
11
Дорогой Джимми,
Когда тебе было тринадцать, ты написал ряд писем себе, будущему, как бы телеграммы в капсуле времени, чтобы напомнить себе взрослому о своих планах насчет славы и богатства. Если помнишь, когда эти письма вернулись, тебе показалось, что жизнь не сложилась так, как ты рассчитывал. Ты счел себя неудачником и пошел на весьма необычные меры, чтобы исправить положение. Ну что ж, я пишу тебе это письмо уже после всех событий. Надеюсь, теперь я гораздо старше и мудрее, чем двадцать лет назад и даже чем двенадцать месяцев назад. Наконец-то я понял, что такое успех.
Мне кажется, процесс созревания заключается в том, чтобы научиться не слишком беспокоиться, что о тебе подумают. Подростка этот комплекс очень травмирует. И лишь лет в тридцать начинаешь наконец с огромным облегчением понимать, что нет большой разницы, если тебя кто-то не любит. Какое облегчение, когда тебя просят оказать необоснованную услугу и тебе хватает уверенности отказать.
Беда в том, что эволюция пока еще не нашла способа спрямить эту кривую, чтобы человек сразу мог заботиться о том, что о нем подумают. Где-то в середине жизни находишь верную степень, но неумолимо движешься по той же траектории, пока не станешь пенсионером, которому все до лампочки. Иначе как объяснить, что некогда зеленый жилет Дорин Катбуш превратился в неряшливую серую тряпку, засаленную собаками, или что старик в хлебном магазине на вопрос, порезать ли ему хлеб, отвечает: «Отвали!» Можно даже слишком наплевательски относиться к тому, что о тебе подумают.
Поэтому я адресую себе, пожилому Джимми, только один совет: постарайся сохранить осколки тщеславия, физического и социального, делай усилие, чтобы не бормотать под нос нецензурные слова, стоя в очереди на почте. Ах да, и если у тебя на лице растительность пошла вверх и на скулах торчат здоровенные седые клочки, то неплохо бы их сбривать.
Но что еще важнее, когда тебе в старости случайно попадет в руки это письмо, засунутое между бесплатными купонами на кошачий корм и зубным протезом, который ты потерял, не пытайся произвести впечатление на остальное население дома престарелых, жульничая в кегли или подделывая письма с рисунками от воображаемых внуков. Ты преуспел; никому ничего не надо врать. «Будь верен сам себе. Тогда, как вслед за днем бывает ночь, ты не изменишь и другим».[64] И, кстати, признаюсь: «Гамлета» я не читал — цитату я видел на спичечном коробке.
Повторный просмотр того шоу в видеозаписи одновременно захватывал и успокаивал. Прежде всего, должен сказать, это был один из самых памятных концертов на телевидении, которые я когда-либо видел. За вечер зрительский рейтинг взлетел до небес: люди звонили друзьям и знакомым — напомнить о том, что идет по Первому каналу Би-би-си. Я понял, что обо мне скоро забудут на фоне ошеломляющего
