желанием работать. На выборах это не одно и то же. «Творцы» готовы забросать вас своими идеями и совсем не смущаются, что их невозможно воплотить в жизнь. Они игнорируют результаты соцопросов и живут в собственной реальности. Они целый день тратят на создание одной «гениальной листовки», а потом ее читает опытный Гарик и заявляет, что, если мы это опубликуем, нас ждут поражение на выборах, преследования, нищета, позор и голодная смерть.
Последние два года нашей команде хватает одного творческого Мити.
Надо попытаться достичь единения с миром. По такому случаю я приобрела бутылек пустырника и валерьянку в таблетках. Умудренный жизнью Митя посмотрел и с интересом спросил:
– Думаешь, воткнет?..
Полночь пятницы, когда наконец заканчивается агитационный период, – особый миг в жизни политконсультанта. И я с удовольствием ощущала, как утекает по каплям последний день агитации...
– Так вот, идея моей докторской диссертации состоит в том, – бубнил Капа, раскачиваясь в кресле-качалке у камина, – что люди в политической сфере возвращаются к архаичным формам поведения. То есть никаким государственным управлением они на самом деле в политике не занимаются. Это такая площадка, на которой они могут становиться охотниками, понимаешь? Загонять врага, бить его исподтишка, охотиться. Пан или пропал, бой до первой крови, жребий брошен, тру-ля- ля!..
Тут качалка с печальным треском ударилась об угол камина и заставила Капышинского умерить энтузиазм.
Мы сидели в каминном зале вдвоем, ели мороженое из пластиковой банки и ждали полуночи. Все, кроме нас, были «в полях» – инструктировали наблюдателей, которые в воскресенье разбегутся по избирательным участкам, отрабатывали схемы подкупа избирателей, перепроверяли договоры и финансовые отчеты, а Гарик с Андресом в штабе третий раз корректировали результат соцопроса, чтобы он выглядел для Кремля оптимистичнее. Судя по тому, как тщательно они его выписывают, нас ждет очередной фокус-покус.
Ваську я не видела уже полтора дня, с того момента, как Перцель увез ее в романтическую заснеженную избушку. Ключи от избушки любезно предоставил губернатор, и все новости от Васьки исчерпывались смс-кой о том, что в избушке есть баня, зимний сад и личный повар.
Я не видела и не слышала Курочкина уже четверо полных суток и еще несколько часов. Конечно, я еще не сошла с ума, чтобы считать часы. И минуты. Может, он все четыре дня провел на закрытых совещаниях. Без мобильного телефона. Телефон разрядился. Разбился или потерялся. Или Курочкин связан в подвале, или его сбила машина – удар, колеса, секунда и – кровавая лужа на асфальте...
– Конечно, Дашка, ты можешь возразить, что только в России политика реализует архаические модели! Но давай экстраполируем... – бормотал Капа.
...Или Курочкин хочет дать понять, что наши отношения заканчиваются вместе с выборами? Что я не имею права знать, где он находится? Но его губы, слова... Хотя что слова... Слова – это одиночество. Даже если он позвонит, не возьму трубку. Возьму. И буду разговаривать, как с кремлевским куратором. Впрочем, о чем мне говорить с кремлевским куратором? Тогда не возьму.
– То есть упрощенно можно сказать, что люди, которые идут в политику, платят деньги за то, чтобы поиграть по правилам дикого леса. Этим можно объяснить весь видимый абсурд!
– Все, Капа, уже полночь, я иду спать. Финита бля комедия.
– Дарья, ты что? – наконец сообразил Капышинский. – Ты как будто не в духе?
– У меня кризис романтики.
– Чушь. Кризис может быть творческий, а от романтики бывает только триппер.
Ну как, как мне работать с такими людьми?
И в этот момент телефон запел песню «Мы к вам заехали на час!» Звонок для самых близких людей – в глазах на секунду потемнело, и мир как будто провалился, хотя это совсем не обязательно Курочкин, это может быть мама, Васька, кто угодно... черт, Митя.
– Подтвердилась моя теория! – возбужденно заорал он. – Вот смотри, читаю в Интернете: анальный секс активизирует работу мозга! Группа врачей из Румынии проводила эксперимент целый месяц, результаты сенсационные!
– Мить, это же Интернет! Еще и румыны какие-то сомнительные...
– Ты что, не веришь братьям-славянам?! – оскорбился он.
– С каких это пор смесь цыган и внебрачных детей римских легионеров стала нам братьями?..
Митя бросил трубку. Финал кампании – сложное время. В отношениях с друзьями и коллегами появляется надрыв, все становятся хрупкими, как карамель, и невозможно обидчивыми.
Я поднялась в комнату и села рисовать иероглифы кисточкой. Это благородное и успокоительное занятие мне подсказал Гарик еще полгода назад. Как известно, иероглиф пишется не как попало – он рисуется строго сверху вниз, сначала вертикальные линии, потом горизонтальные. К тому же для него нужна только одна краска – черная, и только одна кисточка. В общем, я сидела и рисовала иероглиф «Истинная победа» или что-то вроде этого, когда ввалились безрадостные Гарик с Андресом.
– У нас полудохлые шансы даже без Погодина, – с некоторой растерянностью сообщил Андрес. – Я пересчитывал три раза, чертил графики вероятностей. Этот проходимец Биронов прет вверх! Пока еще не догнал нас, но мы же посчитали тех, кто определился... А раз такой хаос, половина определится в воскресенье прямо на участке. У нас электобилити выше, чем у Биронова...
– Не умничай, по-человечески скажи.
– Я же говорил, для женщин любые слова умные. Ну, больше народу уверено, что мы можем победить. Но это, как всегда, палка о двух концах. Раз уверены – значит, будут вести себя пассивно. Могут все воскресенье дома просидеть. Короче, если мы встряхнем свой электорат, то выигрываем.
Гарик доедал талое мороженое из банки и молчал со значением.
– И что, ты думаешь, мы будем сейчас делать? – подозрительно ласково спросил он наконец.
– Спать пойдем?
– Нет, мы сейчас сядем и все вместе напишем маленькую листовочку. Обращение от имени Бироныча о том, что он снимается в пользу Белинского.
Логика такой листовки была ясна. Во-первых, те, кто собирался голосовать за Биронова, призадумаются и растеряются. К Белинскому его голоса не перейдут – нет такого правила в социологии, чтобы сторонники одного кандидата послушно шли к другому. И даже лучшие представители электората, те, кто догадается об обмане, посчитают, что это Белинский пытается добавить себе лишних голосов. Никто не предположит, что наш благонамеренный и серьезный Петров так подставляет обоих. Прием простенький, но почти всегда работает.
– Га-а-рик... но мы сто лет не занимались чернухой! Ты же сам кричал, что это не куртуазно. И это же все-таки выборы презика, у нас есть кремлевские кураторы, что они скажут?
– Кураторы, сама видишь, временно где-то шляются. А Петров все-таки наш кандидат, и, хочет он того или не хочет, мы работаем на его победу. То есть на свою репутацию. Еще что-нибудь пожрать в доме есть?.. Победителей не судят. Листовку разбросаем завтра днем, я уже договорился с типографией. Тираж отпечатаем ночью, без выходных данных, через подставное лицо, силами всего двоих человек. Пока все поймут, что случилось, пройдет несколько дней. Так что я не понимаю, Дашка, почему ты еще не пишешь, нам нужно отвезти макет через полтора часа...
Я мстительно подумала, что это будет неплохим сюрпризом для Курочкина, если он все-таки объявится, и занесла руки над клавиатурой ноутбука.
Свежие и хрустящие черные листовочки привезли следующим вечером в специально снятый гараж на окраине Северска. Правда, никто не знал, как разнести листовки по районам. Поручать агитаторам разносить явно противозаконную продукцию нельзя – тут уже речь будет идти не о репутации, а о большом тюремном сроке. Для всей нашей веселой команды.
Подростков дегенеративного вида с запахом клея «Момент», которым обычно поручают дела такого рода, тоже найти не успели. Хотя до вчерашнего дня Тимур утверждал, что «такого контингента у него до фига». Выяснилось, что «до фига» – это горстка тщедушных девочек лет тринадцати, которых мамы не отпустят на грязное дело.
– Сами повезем? – не без сарказма хмыкнула я, представляя себе чудовищные просторы Северской области.
Все мы, включая даже Митю и Николая, сидели в тихом ресторанчике украинской кухни, ели борщ и старались быть незаметными.
– А что еще остается? – нахмурился Гарик. – И на старуху бывает чернуха...
Не люблю этих шуток. Вот с таким выражением лица Гарик в свое время отправил нас с Васькой в дичайшие места Красноярского края, где люди питались комбикормом и топили баню по-черному. Мы прожили там полторы недели, и каждый день был кошмаром. Боже мой, а ведь я еще вчера думала – агитационный период закончился, заживем как люди.
– Точно, – подхватил Николай, – сейчас я вам каждому распишу, кому сколько лет дадут. Заключения. Ты, Дашка, можешь сказать, что писать тебя принудили и развозить тоже. Отделаешься минималкой. Жалко, что ты уже совершеннолетняя...
– Вертолеты! – вдруг радостно завопил Митя. – Чуваки, помните, в Нижегородчине мы из вертолетов сосиски разбрасывали? Стоп, стоп, не перебивать!.. А сейчас листовки разбросаем, быстро и эффективно! Как вам идея, супер?! О! Есть контакт, вижу, есть контакт! Дарья, я же говорил, что активизируется работа мозга!
На том и порешили.
Пилот вертолета, которого где-то завербовал Гарик, был свеж, как молодой редис, и совсем нелюбопытен – он даже не поинтересовался содержанием наших агиток. Всю ночь они с Митей
