предмет поразительности тех самых историй, пересказать которые они были не в состоянии, и отвлеклись на другой предмет.
— Ой, что у тебя за сотовый? Самсунг? Классненький. Серый, красивый… Мне тоже нравится с откидной крышкой.
— Да, моторола или нокия — совсем не то. Всё-таки самые элегантные модели у самсунга…
Больше они ничего не добавили насчет сериала. Я поймала на себе пару случайных восхищенных мужских взглядов, перепавших и на мою долю, как жалкий остаток тех потоков боязливого вожделения, которые окатывают с ног до головы, с утра и до вечера, моих теперешних собеседниц. Стряхнула с себя оцепенение сытости, встала из-за стола, попрощалась с девчонками и вышла.
Порыв московского ветра встретил на улице и принял меня в свои струи. Обеденный перерыв закончился, время было вернуться к сравнительному анализу банковского ипотечного кредитования с жилищно-строительной кооперацией…
Ну и мутотенью же я занималась, и да простят меня те, кто обречен заниматься этой мутотенью до конца дней своих. То ли дело сейчас. Овальный стол. Ялта. Всё порываюсь сказать нечто такое, что давно хотела сказать, но видишь, заносит в интродукции и ретроспекции. Я с трудом удерживаюсь в настоящем, сползаю. И, чувствую, недостаёт ещё течения жизни, столичный гуляка сказал бы — «догнаться», а я всё твержу о подлинности, и о том, что хотела бы быть монахиней, удалиться в свою пустыню, но слишком обуреваема страстями, Господь не привел меня в светлый день, когда такое стало возможно, и поэтому я исполняю своё послушание так, как предписано. Я трёхлапый пёс, отгрызший себе ногу, выскочивший из капкана, и Он ведет меня на поводке, а я иду.
Я иду.
Обрат неминуем. Горькая и пористая, как шоколад, истина, неприятно осознавать. Даже и Ялта, первый день ещё удерживала себя здесь, а теперь норовлю внутренне смыться, шатает из грядущего в минувшее и обратно.
Вязание, зря всё-таки не настропалилась: каждый новый ряд возможен только на предыдущих, и каждый стежок, петля проясняет всё больше, какой будет материя, каким ковер — зря, что ли, мойры в той самой Греции, тоже фантазерки, судьбоносные девки в античных вьетнамках, сломали себе глаза за ткацкой работой?
Но вряд ли можно собственный образ самому себе и окружающим сплести, почти как коврик из дранок — совершенно новый, произвольный, какой захочется.
Бабушка, которая из Сибири, плетёт такие коврики — нынешним летом, нарезав всякую хлопковую изношенную дребедень и сшив в нитки, сама вытачивала себе крючок. Она всегда так делает. Сама вырезает его из березовой веточки. В том я вижу некий глубокий, почти сакральный, религиозный смысл.
Он потом долго «прилаживается» к руке, натирает мозоли, вгоняет занозы, пока не пооботрутся торчащие волоконца и станет совершенно гладкий. Глаже морского камня.
Кажется, нить основы, в отличие от нити утка, не зависит от ткущего меня, а зависит от ткущего кого-то другого — вероятно, там, наверху. Но я всё же думаю, что нет и не может быть никаких «откатов». Оправдание добра? Добру нет оправдания!
Нет оправдания нашим поступкам, ошибкам, низости, подлости, предательству. Концепция далёкая от гуманизма. Не предполагает разговора с тем, кто не понимает. Непонимание не устраняет предмет, а убивает собеседника.
Кстати, знаешь вот что? Я же взяла с собой ноутбук, так? Ну, и тут же хранятся все те мелодии, которые, пожирая трафик, втекали на жёсткий диск моего компьютера с твоего. Словно дыхание рот в рот. Словно…
В общем, я сейчас буду их слушать. Заварю себе ещё шоколадного чая… Ни разу в жизни до настоящего времени не пила. Жую «Тоблерон». Скоро будет воротить от одного вида шоколада. Еще доем всё-таки плитку, и тогда.
«Ротонда»
На вторую неделю после развода я стала напоминать себе одного из постоянных героев порванных сновидений, грустного гнома, психически больного и неопрятного. Комната обросла мелкими предметами, целыми грудами, словно лес — пухом инея: здесь валялись все дискеты, очки, шнуры и ключи, которые успели поднакопиться за недолгое время нашей совместной жизни. Подсвечники, их мы особенно любили. Цветок, что ещё юным, зелёным ростком я вывезла в спичечном коробке во влажной вате из дома нашей глазовской бабушки, теперь снова ставшей только его.
Вот кто бы мог утешить — Валентина Николаевна, с самого начала во всём бывшая на моей стороне, хоть я чужая, малознакомая молодая женщина, а не родной горделивый внук, кровь от крови. Жаль, что мы живём оба так далеко от нашей старшей родины. Растём, пересаженные на чужую почву, как те цветки. Каждый нося в душе тоску по родным местам: он — по солнечной стране, я — по отдалённым краям, о которых так много говорю… Но если бы родилась в Москве, разве можно Москву считать родной? Ей ведь никто не дорог.
В большом всенародном странствии, переселении семей и поколений, мы с ним вдвоём, каждый, играем собственную роль…
Но наш дуэт уже состоялся. Аплодисменты зала, входит ведущий и представляет следующих.
Вместе с собой унёс то, что звучало в доме весь день — осиротил меня, лишил мелодий, которые привыкла считать своими. С самого начала понимала каким-то шестым чутьём, при расставании больно осядет отсутствие музыки. Тишина. Молчание. Немота.
Да, я, наверно, боюсь. У нас всюду ритмы, песенки, электронная пульсация, дурацкие аккорды — мы пугаемся молчания. Опасаемся остаться наедине с собой. К счастью, тишина не бывает абсолютной, прямо совсем как свобода, в неё постоянно вкрапляются, вмешиваются, вторгаются — бытовая бессмыслица: шум воды из-под крана, стук молотком этажом выше, шаги, шорох собачьих когтей по паркету, гул машин, поездов — да мало ли их, звуков.
Абсурдная жёлто-оранжевая с двумя нарисованными синими точками — по одной под каждым янтарным глазом — вчера забытая Света, однокурсница нереальных людей. И, в том числе, моя. Выдумала программу — «День тишины».
Только в таком безумном, беспокойном, бестолковом месте, как Москва, можно представить себе вечер, где гвалтуют и много курят люди, сошедшиеся на сейм, чтобы пошуметь и поорать о тишине.
Чушь собачья. Если бы кого-то из нас действительно интересовала тишина, нас бы здесь не было. Нас именно что занимают слова, шумы, звяк посуды, смех, слёзы, чьи-то заинтересованные взгляды и случайные прикосновения. Полный набор. Как список интересов в «живом журнале» на странице информации о пользователе.
«Ротонда» в лёгком углублении Нескучного сада, где пятью годами раньше собирались на свои эльфятники толкиенутые. «Ротонда» — место, полное людей «с закосом» под странных и сумасшедших. Опять враньё, мы все тут преуспеваем и насквозь адекватны. Просто хотим позволить себе на досуге известную долю слегка азартного сумасшествия. Карусель. Аттракцион, игральные автоматы, просто здесь никто не проигрывает, вот и вся разница. Даже не больно. Сумасшествие получается игрушечным, ну так ведь оно и впрямь понарошку. Стилизация, китч, легкий стёб. Кто не понял, пусть отправляется в бар.
Как и предрекали, здесь собрался целый зоопарк, кого принято именовать «мифическими
