После трех суток «плавания» — 1 июля 1958 г. — на корабль пришли представители штаба соединения, чтобы проверить нашу готовность к выходу в море. В то время все всех перепроверяли, и хотя делалось это зачастую, чтобы обезопасить себя, аварии тем не менее тогда случались реже.
Мы все были в новеньких синих рабочих костюмах с только что розданными боевыми номерами для матросов и сокращенными названиями должностей для офицеров. Однако как нас проверяющие не гоняли, придраться ни к чему не смогли, и был объявлен перекур. Но покурить спокойно не пришлось. Прибегает запыхавшийся связной: «На завод движется кавалькада машин!» Срочно объявляется боевая тревога, и в считанные секунды команда выстраивается на пирсе по ранжиру.
Здесь нужно сделать пояснение. С момента спуска лодки на воду над нею развевался государственный флаг. В старые добрые времена под ним корабли и выходили на ходовые испытания. Потом решили, что любой корабль, выходящий в море, должен нести бело-голубой военно-морской флаг, поскольку и при испытаниях ему приходилось заходить в нейтральные воды. Его-то нам и должны были вручить до выхода в море.
Подъем флага — один из самых торжественных, хотя и ежедневных ритуалов на флоте. В 8.00 весь личный состав во главе с командиром выстраивается на верхней палубе, и по приказу командира под звуки государственного гимна поднимается этот символ нахождения в боевом строю военного судна. В эти минуты — в море или на базе — все члены экипажа ощущают себя частицами единого организма, и каждый чувствует свою личную ответственность за корабль и страну, которую он защищает.
Что уж говорить о первом подъеме флага на новом корабле, тем более на первой атомной подводной лодке! Он знаменует не только завершение строительства принципиально нового корабля, но и наступление нового этапа в жизни нашего Военно-морского флота.
Нам заранее привезли шелковый гюйс (носовой флаг, обозначающий принадлежность корабля к высокому рангу). Его поднимать доверили замполиту, а военно-морской флаг, который должен вручить нам главком, — мне. Командовать парадом было поручено Льву Жильцову, выправка у которого молодецкая, а голос громогласный.
Наверное, никогда я так не волновался, как при мысли, что вдруг не сумею поднять флаг или сделаю это как-нибудь неправильно. Ведь командир только командует, а поднимает флаг опытный, тренированный рулевой-сигнальщик. К тому же, палуба подводной лодки поката, узка и ходить по ней непросто.
Машины приближаются к пирсу. Встречаем, как полагается, главкома ВМФ Горшкова, академика Александрова, командира бригады адмирала Цветко, директора завода Егорова, ответственного сдатчика Довганя.
Спуском государственного флага командовал Евгений Павлович Егоров, а выполнял команду Алексей Алексеевич Овчинников. Как только была дана команда «вольно!», с разрешения Горшкова я преподнес спущенный флаг Анатолию Петровичу Александрову. Тот просиял, и кто-то из его помощников одобряюще кивнул нам и сказал: «Молодцы! Порадовали старика». Слово «старик» было сказано в шутку: академику тогда только-только исполнилось пятьдесят пять.
Я отрапортовал, и главком вручил мне первый флаг атомохода шелковый, крейсерский. Боцман немедленно его прикрепил. И тут я увидел, что на кормовой палубе появился одетый в парадную форму рулевой-сигнальщик: кто-то из моих заместителей — штурман или старпом — догадались послать мне помощника. «Молодцы все-таки у меня ребята», — с благодарностью подумал я.
На запрос старпома с мостика адмирал Горшков дал добро на поднятие флага. И Жильцов командует: «Военно-морской флаг поднять!» Рулевой-сигнальщик разворачивает стяг, поддерживает его, и я начинаю перемещать фалы. Под звуки государственного гимна, который транслировался с плавбазы, огромный флаг поднялся, расправился и заколыхался на ветру.
Торжественность момента нарушил вахтенный офицер капитан-лейтенант Владимир Труханов:
— Товарищ главнокомандующий, товарищ командир! Через пять минут спуск флага!
Все переглянулись. Действительно, по уставу в 20.00 флаг на корабле положено спускать. Что делать? Получается, минут на десять всего-то и подняли его.
— Командир, когда выход в море? — спрашивает у меня Горшков.
— Через два часа, товарищ главнокомандующий!
— Ну что ж, флаг не спускать! — решил адмирал. — Уставом всего не предусмотришь.
И вот знаменательный миг наступил. Прозвучал прерывистый сигнал аврала и команда — «По местам стоять! Со швартовых сниматься!» Всех гостей отправляем вниз. На мостике, кроме командования и вахтенного офицера, остается только главком. Как все грамотные командиры, он внимательно прислушивается к подаваемым командам.
Буксиры берут нас за нос и за корму.
— Отдать носовой! Отдать кормовой! — командует старпом Жильцов.
И... о боже!
На берегу кормовой конец оказывается приваренным к рельсу портального крана, видимо, кто-то из особо сознательных рабочих принял по собственной инициативе дополнительную меру предосторожности. Жильцов соображает быстро:
— Отдать кормовой с вьюшки и сбросить за борт кормовой конец!
Лодка плавно отходит от пирса, и я с облегчением вздыхаю: на крайний случай у нас хватит второго конца, да и у запасливого боцмана что-либо найдется.
Опытные заводские капитаны буксиров под руководством капитана Кухаркина точно подводят нас к началу фарватера, разворачивают и... дальше нам плыть самим!
Жильцов командует:
— Отдать буксиры!
Буксирные концы, спружинив, плюхаются в воду, и буксиры спешат отойти от лодки. Теперь уже командовать мне.
— Оба мотора — полный вперед!
Лодка вздрогнула кормой и плавно идет прямо на фарватер, подчиняясь воле рулевого — нашего боцмана. Все замирают. Никакой вибрации, никакого шума, привычного на надводных кораблях или дизельных лодках. Лишь турбины и паропроводы мерно подают признаки жизни.
Адмирал Горшков лезет в карман и выгребает пригоршню серебряных монет. Он насыпает нам всем понемногу в руку.
— На счастье и большие дела! — говорит он и первый кидает монетки в волну.
Мы с благодарностью киваем ему и тоже бросаем монетки за борт.
Теперь мы уже прошли самое узкое место фарватера. Даем ход сначала одной турбиной, потом — второй. Да, для всех подводников такая тишина при большом ходе просто невероятна!
Тут на мостик поднимаются министр судостроения Бутома и директор завода Егоров. У обоих на лице улыбка от уха до уха.
— Ну как, командир, приварили вас корабелы?
— Ничего подобного! — отвечаю. — Лодка отошла без задержки.
— Но конец-то кормовой у нас на заводе остался, — сияет Егоров.
Только тут мы узнали: первому кораблю серии принято приваривать швартовые концы.
Не успели отойти от приемного буя, как главком буднично произнес: «Как штурман, я не могу не посмотреть на карту», — и с легкостью матроса нырнул в рубочный люк. Штурман нашей лодки Евгений Золотарев специалист был прекрасный: он, например, разработал способ определения скорости под водой по двум шумящим двигателям. Но Горшков все же нашел у него неточности в записях навигационного журнала. А находясь в центральном посту, усмотрел массу неуставных докладов и команд.
Академик Александров, конечно же, сидел с управленцами: перепробовал вместе с ними все режимы. Лодка ведь может двигаться от одной турбины или от двух, получая пар с одного борта или с обоих, а также через генератор и т.д. Все это Анатолий Петрович хотел проконтролировать лично.
Не сидели без дела и другие специалисты. В первую очередь при выходе корабля в море делается
