местечком — Джонатан никогда не бывал здесь, но наслышан был немало. Говаривали, что капрал Койл даже своей хозяйке долгов не платит, и что лишь его пылкий южный темперамент до сих пор не даёт почтенной домовладелице указать должнику на порог. Район был глухой и пустынный, любые громкие звуки эхом разносились до самой реки, и, не дойдя до дома полквартала, Джонатан заслышал издали крики, гвалт и звон бьющейся посуды — явственные свидетельства скандала. В любых других обстоятельствах юный лейтенант смутился бы и ушёл, оставив выяснение отношений на более подходящее время. Но сейчас времени у него не было совсем — ни подходящего, ни какого-либо другого. Поэтому он только ускорил шаг.
Окна первого этажа были распахнуты настежь. Джонатан нескромно заглянул внутрь — и имел удовольствие лицезреть капрала Койла, чью крупную курчавую голову методично прикладывали о стенку, обтянутую безвкусными обоями в цветочек. Перевёрнутая и разбросанная мебель свидетельствовала, что капрал не сдался без боя, однако в данный момент сила была не на его стороне. Человек, чинивший над капралом насилие, стоял к окну спиной, и Джонатан мог видеть лишь его широкие плечи, крепкую шею и взъерошенные на затылке тёмные волосы.
— Где деньги? — рявкнул грабитель, ещё раз эффектно встряхивая капрала. Судя по мере неудовольствия, звучавшего в голосе нападавшего, вопрос был задан отнюдь не в первый раз. — Где деньги, падаль ты позорная?
— Помогите! Убивают! Караул, караул! — голосила откуда-то из глубины дома достопочтенная госпожа Лилу.
— Да уймитесь же вы, дура, сколько повторять — я и есть караул! — гаркнул через плечо широкоплечий и опять приложил капрала Койла об стенку. — В последний раз спрашиваю, собака, где ты прячешь деньги, а потом берусь за кочергу.
Кочерга уже лежала в раскрытом зеве печи и зловеще дымилась.
Джонатан снова заколебался. На человеке, терроризировавшем постояльца госпожи Лилу, и впрямь была форма городской стражи. Да и поведение его, поза и тон свидетельствовали скорее о праведном гневе, чем о гнусной злобе разбойника. Похоже, что это никакой не грабитель, а всего лишь ещё один обманутый кредитор, вроде самого Джонатана, — у капрала Койла их наверняка целая коллекция. Эта мысль вызвала у Джонатана неожиданное чувство солидарности и даже симпатии к офицеру, продолжавшему колошматить Койла об стенку, — тем более что Койл, со своей крепко сбитой комплекцией, переносил экзекуцию довольно стойко и даже не выглядел сколько-нибудь потрёпанным.
Солнце тем временем перевалило через зенит, и времени на раздумья не оставалось совсем. К тому же это был последний шанс Джонатана добыть сегодня денег. Он решительно вошёл в дом.
— Милостивый государь, прошу простить, что вмешиваюсь в вашу, э-э… беседу, но я пришёл за своей лошадью.
Это уведомление ненадолго прервало бурную дискуссию капрала Койла и его гостя. Оба обернулись к Джонатану одновременно, один — выпучив глаза, другой — приподняв брови.
— З-за к-какой ещё лошадью? — пробулькал Койл, и Джонатан пояснил:
— За павшей лошадью. Той, которая вывихнула ногу, а потом заболела. Я Джонатан ле-Брейдис, господин Койл, лейтенант королевской гвардии ле-Брейдис, помните меня? Я слышал, как вы с этим господином беседовали о денежных средствах, которые у вас якобы имеются. И хотя ваш гость прибыл сюда первым, тем не менее я хотел бы узнать, какой датой маркирован его долг…
— Джонатан! — воскликнул гость, всё ещё сжимавший Койла за грудки, и разомкнул руки, так что Койл грузно обвалился на пол — больше от неожиданности, чем от слабости в ногах. — Джонатан, чёрт подери, ле-Брейдис! Это и правда ты?!
Джонатан посмотрел на говорившего с удивлением. Потом ещё раз. Потом всмотрелся внимательнее…
И просиял.
Через мгновение они уже хлопали друг друга по плечу и энергично трясли друг другу руки.
— Клайв Ортега, ты! Здесь! Поверить не могу! В столице! Ну ты и загорел — тебя не узнать. В жизни бы не узнал!
— А ты вообще не изменился, старик. Всё такой же худосочный… и… рука такая же тяжёлая, — выдохнул, смеясь, Клайв Ортега, когда узкая, но сильная ладонь Джонатана дружески хрястнула его поперёк спины. — Слыхал, что тебя назначили в столицу, но не знал, что ты уже здесь. Эй, постой, ты сказал — лейб-гвардия?
— Да, — ответил Джонатан, но не со столь широкой улыбкой, как следовало ожидать. — А ты в городском карауле?
— Да, перевели шесть недель назад. А четыре года проторчал в гарнизоне на френтийской границе, видишь, закоптило так, что лучший друг не узнает.
— А как ты…
— Эй, — прохрипел откуда-то снизу позабытый капрал Койл, и Джонатан со своим старым знакомцем, умолкнув, одновременно взглянули на него — в некотором удивлении, не понимая, как он посмел прервать их тёплую встречу. — Вы, двое… я за вас, конечно, рад… но не катились бы вы обжиматься, на хер, из моего до-о-о…
Нелюбезная речь капрала оборвалась протяжным «о», поднявшимся на немыслимую высоту, когда Клайв снова сгрёб его за грудки и вздёрнул на ноги, хорошенько встряхнув. Рукав его сорочки был закатан почти до локтя, и жилы на предплечье вздулись от напряжения и суровости намерений.
— Эта тварь задолжала денег, — сказал Клайв, глядя в одутловатое красное лицо капрала, пучившего на них поросячьи глазки. — Тебе тоже?
— А то. Ещё два месяца назад. Мне очень нужны эти деньги, Клайв, прямо сейчас.
— Не беда, — не оборачиваясь, сказал тот. — У этого борова точно где-то припрятана кубышка, и готов спорить, там хватит на дюжину кредиторов. Так что дело только за тем, чтоб выбить её, и тогда…
— Нету у меня ничего. И лошадь давно сдохла, — прохныкал Койл, с ненавистью зыркнув на Джонатана.
Джонатан возразил:
— А говорят, вы на ней ездили в «Гра-Оперетту» всего три надели назад. На дохлой, что ли?
— Так, Джонни, тут трёпом не поможешь, я уже понял. Давай кочергу.
Капрал Койл трагически взвыл и попытался повалиться на колени, но крепкая рука Клайва его удержала.
— Давай, Джонни, ну?!
Джонатан колебался. Выбивание денег из строптивого должника вообще не приносило ему удовольствия, а мысль о пытках вызывала просто-таки физическое отвращение. Он внезапно подумал о принцессе Женевьев, которая, должно быть, без сил спала на узкой неудобной кровати, а может, всё так же сидела на том стуле, на котором он её оставил, так, как просидела несколько часов на скамье во дворике у казарм. И отчего-то этот образ совершенно не сочетался с образом раскалённой кочерги, шипевшей в раскрытой печке.
— Убиваю-ют… — причитала госпожа Лилу из соседней комнатушки, накрепко запертой изнутри. Джонатан повернулся к ней и крикнул:
— Всё в порядке, госпожа Лилу, вам ничего не угрожает, не беспокойтесь. — А потом сказал, понизив голос: — Слушай, у меня другая идея. Палёное мясо дурно пахнет. Давай лучше выбросим его из окна.
— Здесь первый этаж, — заметил Клайв, игнорируя скорбный вопль капрала Койла.
— Так поднимемся на второй. С такой высоты он не умрёт, только кости переломает. А потом, при надобности, повторим.
— Изысканное изуверство. У местных понабрался, столичный мальчик? — восхитился Клайв, и, подхватив подвывающего капитана с обеих сторон, они поволокли его наверх — приводить угрозу в исполнение. Капитан брыкался и отбивался, но он и с одним-то Клайвом справиться не мог, что уж говорить о подоспевшей подмоге. Госпожа Лилу притихла, когда они тащили капитана мимо её комнаты, а потом принялась голосить снова, но из комнатки не вышла и за помощью не побежала. Похоже, она голосила только для того, чтобы позже Койл не мог упрекнуть её в равнодушии к его несчастливой судьбе.
