– Да, да, я знаю! Но мне не хочется даже думать о том, что он обманывал меня столько дней. И как я не догадалась?
– Вы не могли, миледи. Вы не знали, как он выглядит. – Миссис Браун умела находить нужные слова, когда требовалось успокоить свою госпожу. – Я надеюсь, что он даст разумное объяснение собственному поведению. Мне нужно отправиться завтра с вами.
– Нет, – возразила Роуз, – я буду завтракать с ним одна. Простите меня, миссис Браун! Возможно, при вас он решит снова солгать, а я должна иметь свободу действий, чтобы вывести его на чистую воду.
Миссис Браун вдруг улыбнулась.
– Иногда вы говорите, как авантюристка, миледи.
– Я и есть авантюристка. – Роуз встала, и юбки вздохнули снова. – Хочу, чтобы этот день поскорее закончился. Я ложусь спать.
…Позже, когда уже все огни погасли и темная восточная ночь лезла в щели, наполняя комнату вязкой чернотой, Роуз лежала без сна и думала. Она вспоминала все то время, что провела в обществе мистера Джеймса Рамзи, и свою радость от разговоров с ним, и робкие надежды. Как умело кузен взрастил их сегодня и как жестоко растоптал!
– Лучше сейчас, – прошептала Роуз. – Сейчас в нем разочароваться. Позже могло быть больнее.
Но боль жалила и теперь.
Утром показалось, будто все вчерашнее – сон, и Роуз тешила себя надеждой, что обманулась, пока в десять не спустилась вниз.
Джеймс ждал ее – в том самом белом костюме, в котором Роуз увидела его впервые на причале в Лиссабоне, в блестящих, как зеркало, сапогах и неизменной залихватской шляпе. Выглядел он так привычно и так… достойно доверия, что Роуз заколебалась. Может, и вправду…
Нет.
Она слишком взрослая, дабы позволять себе жизнь в иллюзиях.
– Кузен Александр, – сухо приветствовала она его.
– Мы ведь договорились, что вы будете называть меня Джеймсом. Доброе утро, кузина.
– Все наши договоренности имели смысл, пока я не знала, что вы мне лжете.
– Уступите мне хотя бы в такой малости.
– Это единственное, на что я могу пойти. – Роуз надоело с ним спорить.
– Вы превосходно выглядите.
Она и вправду выглядела прекрасно – в голубом утреннем платье, свежая, несмотря на полубессонную ночь. Роуз не знала, отчаиваться или радоваться, что ее тело так устроено – перипетии судьбы редко оставляли отпечаток на ее внешности. Никакой смертельной бледности, синих теней под глазами или же нюхательных солей в сумочке. Роуз была на редкость здоровой и крепкой женщиной, и хотя сейчас ей хотелось бы, чтобы Джеймс видел, как сильно€ нанесенное ей оскорбление, выглядела она по- прежнему замечательно. Увы.
Ничего не ответив на комплимент, Роуз прошла мимо кузена к уже знакомой коляске.
– Так это ваш экипаж, а не какого-то друга?
– Мой, – сознался Джеймс.
– Как мило.
Выразив тоном то, что леди не может выражать грубыми словами, Роуз села в коляску; Джеймс забрался следом за ней, и экипаж бодро покатил по улице. Утренняя жизнь Александрии крутилась вокруг, как вода в воронке. Однако сегодня Роуз было не до наблюдений.
– Куда мы едем?
– В один небольшой ресторан, его держит француз, и кухня там более… привычная. Там столики стоят во дворе, и цветут розовые кусты. Не бывали?
– Нет.
Больше за всю дорогу оба не проронили ни слова. Когда коляска остановилась, Джеймс помог Роуз выйти и тут же отпустил ее руку – словно понимал, что рассерженная кузина предложение официально сопроводить ее к столу все равно не примет.
Ресторан оказался мил, и в другое время Роуз искренне порадовалась бы, что открыла для себя в Александрии еще одно приличное заведение. Здесь было много людей, все – одетые весьма прилично, почти все – европейцы, и свободный стол нашелся только один, да и тот, как выяснилось, кузен заказал еще вчера вечером. Роуз села и огляделась: нет ни одного знакомого лица. Это к лучшему, не стоит устраивать скандал перед знакомыми. Впрочем, Роуз сомневалась, что будет скандал. За ночь она успела свыкнуться с мыслью о том, что кузен ее обманывал, и теперь собиралась держаться, как леди должна в подобных ситуациях: холодно и отстраненно.
Столики и вправду стояли в довольно просторном дворе, окруженном старыми каменными стенами, увитыми ползучими розами. Их запах был настолько сильным, что через несколько минут Роуз перестала его замечать. Она не очень любила этот цветок, крепко связанный с ее уменьшительным именем, – слишком уж многие джентльмены делали ей банальные комплименты, уверяя, что цветы перед нею меркнут. А вот Джеймс такого не сказал ни разу.
Не годится больше думать о Джеймсе как о новом друге. Отныне и навек Роуз станет думать о нем как о кузене Александре.
Им подали напитки и закуски, и, лишь когда официант отошел, Джеймс заговорил:
– Вы очень рассердились на меня?
– Вы сильно меня обидели, – произнесла Роуз, глядя в его лицо – ничуть не изменившееся, и это казалось странным. Как будто лжец должен носить особое клеймо, которое позволит безошибочно выделить обманщика из толпы. К сожалению, обманщики потому и остаются таковыми: их тяжело поймать.
– Понимаю, – согласился Джеймс. – Леди Каррингтон не знала, что иногда я путешествую под другим именем.
– Почему вы не представились сразу? – спросила его Роуз напрямую. – Вы не обязаны были исповедоваться перед всеми в кают-компании на «Святой Анне», но уж мне-то могли сказать! Особенно когда я поведала вам, что вы унаследовали титул графа Дарема.
Джеймс долго молчал, крутил в руке серебряную ложечку, и сегодня его привычка не забавляла, а раздражала.
– Вы ведь понимаете, что это непростое решение, – заговорил он наконец. – Стать пэром Англии! Навсегда отказаться от того, что ты любишь, дабы просиживать штаны в душных залах, в обществе стариков, которые только и думают, как бы урвать кусок пожирнее!
– Именно так вы представляете себе английскую политику? – спросила Роуз насмешливо.
– Я вообще не хочу ее себе представлять. – Он, кажется, разозлился. – Я уже давно уехал из Англии, милая леди, и терпеть не могу туда возвращаться.
– О, вы это демонстрировали своим родственникам много лет! – согласилась она. – И если мне, которая вас не знает, все равно, то моя бабушка, представьте себе, вас любит. Она приняла вашего отца как родного, и поверьте, вы дороги ей! Бабушка хранит ваши письма и часто говорит о вас. Даже если вы так ненавидите Англию, неужели нельзя было поступать по совести и писать чаще?
– Я не люблю писать письма.
– Я поняла, милорд.
– Миледи! – Джеймс, видимо, справился с раздражением и широко ей улыбнулся. – Когда вы злитесь, то хороши невероятно.
– Так говорят мужчины, чтобы увести разговор в сторону. Продолжите свою исповедь, кузен. Вы остановились на том, что не желаете быть пэром Англии.
– Не желаю, и не вижу в том ничего странного. Это не моя жизнь, и я никогда к ней не стремился. Пустая награда. С удовольствием отдам ее любому желающему.
– Вряд ли это возможно.
– Отказ от титула? Возможно.
– Александр, – сказала она, смешавшись, – но честь семьи…
– У нашей семьи недостаточно чести? – уточнил он. – В чем вы ее измеряете? В фунтах? И скольких не хватает?
