вещью, в том числе в кредит. Вот текущие средние розничные цены в США на человеческие органы. Лёгкое – 116 400 долларов, почка – 91 400 долларов, сердце – 57 000 долларов, костный мозг – 23 000 долларов за грамм, ДНК – 1.3 миллиона долларов за грамм... Апофеозом становление человека-товара стала специальность суррогатной матери.
«Для того чтобы капитализм мог развиться, нужно было сначала переломить все кости в теле естественному, инстинктивному человеку, нужно было сначала поставить специфически рационально устроенный душевный механизм на место первоначальной, природной жизни) нужно было сначала как бы вывернуть всякую жизненную оценку и осознание жизни. Homo capita-listicus вот то искусственное и искусное создание, которое в конце концов произошло от этого выворота». (Вернер Зомбарт. «Буржуа. Евреи и хозяйственная жизнь» М.: Айрис-Пресс,2004.-618 с.).
Рассуждая о рабстве и свободе человека, философ Николай Бердяев глубоко заметил: «В царстве денег, совершенно не реальном, а в бумажном царстве цифр, бухгалтерских книг, банков, неизвестно уже, кто собственник и чего собственник. Человек все более переходит из реального царства в царство фиктивное. Ужас царства денег двойной: власть денег не только обида бедному и неимущему, но и погружение человеческого существования в фикции, в призрачность. Царство буржуа кончается победой фикции над реальностью...».
Ссудный процент формирует новый тип рантье, теоретического человека, аморально дисконтирующего окружающее пространство и время.
В 1966 г. в статье «Филогенетическая культура и ритуализация» К. Лоренц писал: «Молодой либерал, достаточно поднаторевший в научно-критическом мышлении, обычно не имеет никаких представлений об органических законах обыденной жизни, выработанных в ходе естественного развития. Он даже не подозревает о том, к каким разрушительны последствиям может привести произвольная модификация норм, даже если она затрагивает кажущуюся второстепенной деталь... Он выносит безапелляционный приговор традиционным нормам социального поведения как пережиткам – нормам, как действительно устаревшим, так и жизненно необходимым. Покуда возникшие филогенетические нормы социального поведения заложены в нашем наследственном аппарате и существуют во благо или во зло, подавление традиции может привести к тому, что все культурные нормы социального поведения могут угаснуть, как пламя свечи.»
Яркой иллюстрацией является откровение Дж. Сороса по поводу своей спекулятивной финансовой деятельности, объективно направленной на разрушение национальных экономик,: «В качестве анонимного участника финансовых рынков мне никогда не приходилось оценивать социальных последствий своих действий. Я сознавал, что при определенных обстоятельствах эти последствия могут оказаться пагубными, но я оправдывал себя тем, что играю по правилам конкурентной игры, и если бы я налагал на себя дополнительные ограничения, то проигрывал бы. Более того, я понимал, что мои угрызения совести ничего не изменят в реальном мире, учитывая преобладание на финансовых рынках эффективной или почти совершенной конкуренции; если бы я перестал действовать, кто-то занял бы мое место. Решая вопрос, какие акции или валюты купить или продать, я руководствовался лишь одним соображением: максимизировать свою прибыль, сопоставив риски и вознаграждение... Когда я продавал «короткие» позиции фунта стерлингов в 1992 г., моим контрагентом выступал Банк Англии, и я опустошал карманы британских налогоплательщиков. Но если бы я попытался учитывать еще и социальные последствия своих действий, то это опрокинуло бы все мои расчеты в части соотнесения риска и вознаграждения и мои шансы добиться успеха снизились бы. К счастью, мне не надо волноваться из-за социальных последствий - они все равно бы произошли: на финансовых рынках имеется достаточное количество игроков, так что один участник игры неспособен, оказать заметное влияние на результат. Участие моей социальной совести в процессе принятия решений ничего не изменило бы в реальном мире. Великобритания все равно девальвировала бы свою валюту. Если бы я тогда не проявлял целеустремленности в получении прибыли, это отразилось бы только на моих результатах. Если бы мне пришлось иметь дело с людьми, а не с рынками, я бы не смог избежать морального выбора и не смог бы также успешно делать деньги. Я благословляю судьбу за то, что она привела меня на финансовые рынки и позволила не замарать руки».
В своей книге «Алхимия финансов» гений валютных спекуляций декларирует: «Имейте смелость быть свиньей... Важно не то, правы вы или нет, а то, сколько денег вы заработали, будучи правы, и сколько потеряли, ошибаясь».
«К великим победителям на ристалище современного капитализма имеет, пожалуй, общее применение то, что еще недавно сказали о Рокфеллере, что он 'умел с почти наивным отсутствием способности с чем бы то ни было считаться, перескочить через всякую моральную преграду. Сам Джон Рокфеллер, мемуары которого являются превосходным зеркалом почти детски-наивного представления, резюмировал будто бы однажды свое credo в словах, что он готов платить своему заместителю миллион содержания, но тот должен (конечно, наряду со многими положительными дарованиями) прежде всего 'не иметь ни малейшей моральной щепетильности' и быть готовым 'беспощадно заставлять умирать тысячи жертв», - пишет Зомбарт о Рокфеллере.
А вот откровения русского олигарха президента Альфа-банка Петра АВЕНа, одного из активных участников эпохи «большого хапка» в ельцинской России: «Я ВПОЛНЕ циничен. Но цинизм в моем понимании - лишь умение смотреть правде в глаза... Бизнес, как известно, - циничная вещь, и все люди в этой сфере таковы... Наше дело - зарабатывать деньги для акционеров и клиентов в рамках закона. Других обязанностей у нас нет. Мы платим, налоги и больше ничего не должны никому, кроме Бога и совести... Богатые нравственнее бедных хотя бы потому, что они могут позволить себе больше. Они свободнее в поступках. А у бедных зачастую просто нет другого выхода, кроме как ради выживания пуститься во все тяжкие. Выходит, богатство, особенно среднего класса, ведет нас к нравственному обществу...» (АиФ №4, 2004.)
Поразительно, как это перекликается с кредо бальзаковского ростовщика Гобсека: «Вы всему верите. А я ничему не верю. Ну что ж, берегите свои иллюзии, если можете. Я вам сейчас подведу итог человеческой жизни... Для того, кто волей-неволей примерялся к всем общественным меркам. Все ваши нравственные правила и убеждения - пустые слова. Незыблемо лишь только одно – единственное чувство. Вложенное в нас самой природой: инстинкт самосохранения. В государствах европейской цивилизации этот инстинкт именуется личным интересом., Вот поживете с мое - узнаете. Что из всех земных благ есть только одно, достаточно надежное, чтобы заставить человека гнаться за ним. Это-...золото. В золоте сосредоточены все силы человечества... А что касается нравов, - человек везде одинаков: везде идет борьба между бедными и богатыми. Везде. И она неизбежна. Так лучше самому давить. Чем позволять, чтобы другие давили тебя. Повсюду мускулистые люди трудятся. А худосочные мучаются. Да и наслаждения повсюду одни и те же, и повсюду они одинаково истощают силы; переживает все наслаждения только одна утеха - тщеславие. Тщеславие! Это всегда наше «я». А что может удовлетворить тщеславие? Золото! Потоки золота. Чтобы осуществить наши прихоти, нужно время. Нужны материальные возможности или усилия. Ну что ж! В золоте все содержится в зародыше, и все оно дает в действительности.»
О демонической власти денег знали древние. «Демон думает: «Сегодня у меня есть столько денег. А будет еще больше. Таковы мои планы. Теперь мне принадлежит столько-то, и мое богатство будет возрастать все больше и больше. Он мой враг. И я убил его. И другие враги также будут убиты. Я господин всего окружающего, я - наслаждающийся. Я совершенен. Я могущественен и счастлив... Я буду приносить жертвы. Заниматься благотворительностью и таким способом узнаю радость». Они считают, что
