«Не нужно ли тебе чего-нибудь? Можно тебе помочь?»
Вначале я почти постоянно отвергала это предложение. Да и сейчас мне редко приходит в голову, что же мне необходимо. Вечера я часто проводила за кухонным столом, и глаза мои наполнялись слезами. Что являлось свидетельством моей капитуляции перед бытовой, заурядной и, тем не менее, непреодолимой проблемой. И мне казалось до крайности диким снять телефонную трубку и в нее бормотать:
Я чувствую себя калекой с ампутированными конечностями.
С незапамятных времен развился рефлекс воздавать сторицей за оказанную мне любую помощь, какой бы малой она ни была. И вдруг именно это оказалось больше невозможным. Баланс брать — отдавать больше не сходится. Я нуждаюсь в помощи, в неограниченном количестве помощи, и взамен мне нечего предложить.
Деньги? С какой радостью я бы откупилась от всех своих проявлений комплекса неполноценности.
Но ведь недопустимо предлагать друзьям денег за сборку шкафа. За просверленную в стене дырку. За стрижку газона. И они все равно б не взяли их у меня.
«Но, Барбара! Мы и так получаем от тебя слишком много, — через твои мейлы, благодаря твоей способности нести свою судьбу. Ты — замечательная. Мы рады тебе помочь».
«Спасибо», — выговаривают мои губы раз за разом. Слишком банально. Слишком ничтожная плата. Но это все, что я могу предложить.
Мое «спасибо» адресовывалось также и Хели, моему невидимому, замечательному, любимому мужу. Я только теперь понимаю, как велика была его поддержка, которую он мне оказывал ежедневно как нечто само собой разумеющееся и без того, чтобы я его об этом просила. Мне стало очевидным, до чего же много он брал на себя.
Но теперь он больше не в силах ни разложить костер, ни расчистить для меня подъезд к гаражу. Однако я полагаюсь на его помощь. И даже в большей степени, чем прежде.
Поворот
6 июля 2008 года
Я сижу за компьютером и пытаюсь довести до конца заполнение налоговой декларации.
Я нетерпелива. Слишком много цифр. Время сделать паузу. Я заканчиваю заполнять формуляр и «открываю» одну из папок раздела «
«Семейные фотографии» — не дрогнув, я открываю первый альбом.
Я открываю фотографию за фотографией, крупным планом. Я глажу компьютерный экран. И даже улыбаюсь.
Тимо. Он перемещается перед моим взглядом туда и сюда. Беззаботный. Смеющийся. Прелестнее, чем когда-либо. Я не могу больше отвести от него взгляд. И слишком поздно замечаю, что мне то, что происходит перед моими глазами, вовсе не на пользу.
Мои глаза прикованы к экрану компьютера.
Я готова разбить экран. Только бы вызволить Тимо из этой компьютерной тюрьмы!
Слезы наворачиваются на глаза. Конец видео. Как дистанционно управляемая, я снова смотрю сначала.
Больно. Боль невыносима. Я страдаю фантомной болью. У меня ампутировали ребенка. И еще одного. И мужа в придачу. Я стискиваю зубами костяшки пальцев. Сильнее. Еще сильнее.
Реальная боль несколько отвлекает от невыносимых душевных страданий. Впиваясь зубами в суставы пальцев, я могу регулировать боль. И убедить себя, что контролирую ситуацию. Укус создает для боли отводной канал изнутри наружу. Боль уходит на периферию. Невыносимая мука подменяется переносимой.
Несколько дней назад я посмотрела фильм: «Три цвета. Синий». Речь идет о женщине, потерявшей мужа и дочь в автомобильной катастрофе. В одной из сцен страдающая женщина стирает в кровь костяшки сжатого кулака о неровно оштукатуренную стену.
Реальная боль несколько отвлекает от невыносимых душевных страданий. Впиваясь зубами в суставы пальцев, я могу регулировать боль. Она уходит на периферию.
Последняя искра еще брезжущего сознания заставляет меня выключить компьютер. Перевожу дыхание. Я должна себя отвлечь. Мой взгляд падает на стоящие в углу карнизы для занавесок, которые все еще дожидаются того, кто их установит.
Я приношу стремянку. Она слишком короткая. Окна расположены слишком высоко. Я слишком мала. Все как всегда. На самом деле, мне снова не помешала бы помощь.