— Гора Духов, — еле слышно выдохнула Саеунн. — Ах… да…
Ренн швырнула на пол оружие и на четвереньках подползла к колдунье.
«Гора Духов? Неужели и та метка, которую я нашла на дереве, свидетельствовала об этом?»
— Там она устроила свое логово. Жаждет властвовать над мертвыми. Да… Впрочем, она всегда именно этого и хотела, — продолжала колдунья.
Ренн думала о том, как Торак идет по Лесу к этой Горе, даже не предполагая, что может там ему угрожать. Вскочив, она принялась набивать свой мешочек для провизии лепешками из лосося.
— Что, так прямо ночью за ним и побежишь? — насмешливо спросила Саеунн. — Когда вокруг полно серых бабочек и люди больны страхом перед собственной тенью, а в Лесу тебя поджидают токороты Эостры?
Ренн перестала лихорадочно метаться по жилищу, но все же решительно заявила:
— Тогда как только рассветет!
— Ты не можешь просто так уйти. Ты — колдунья. Ты должна остаться и помочь своему племени.
— Им поможешь ты, — возразила Ренн.
— Я слишком стара, — сказала Саеунн. — И скоро пойду навстречу своей смерти.
Ренн с тревогой глянула на нее и натолкнулась на ее ледяной, твердый, как кремень, взгляд. Только сейчас она заметила, как сильно сдала Саеунн даже за то недолгое время, что сама Ренн провела в племени Кабана. Череп старой колдуньи, обтянутый сухой, покрытой веснушками кожей, выглядел хрупким и желтым, как перезрелый гриб-дождевик: одно прикосновение — и от него останется лишь облачко пыли.
Однако ум Саеунн был по-прежнему острым, как когти ворона.
— Когда я умру, — непререкаемым тоном заявила она, — колдуньей племени станешь ты.
— Нет, — сказала Ренн.
— Выбора у тебя нет.
— Можно найти и кого-то другого. Бывает ведь, и не так уж редко, что люди выбирают себе колдуна вообще из другого племени.
— Глупая девчонка! — рассердилась Саеунн. — Я знаю, почему ты пренебрегаешь своим долгом! Но неужели ты думаешь, что он — даже если ему удастся выжить после сражения с Пожирательницей Душ, даже если ему удастся ее уничтожить, а потом хватит сил, чтобы рассказать об этом, — останется вместе с нами? Он же скиталец, это у него в крови! Ты останешься, а он уйдет. Вот как все будет!
В эти мгновения Ренн действительно ненавидела Саеунн. Ей хотелось схватить старуху за хрупкие костлявые плечи и изо всех сил встряхнуть.
Саеунн прочла ее мысли и коротко рассмеялась — точно пролаяла.
— Ты сейчас ненавидишь меня только за то, что я сказала чистую правду! Но ты и сама прекрасно все понимаешь. Ты же прочла знаки.
— Нет, — прошептала Ренн.
Саеунн крепко стиснула ее запястье:
— Расскажи Саеунн, что ты видела.
Острые ногти колдуньи, такие же бесцветные и холодные, как когти птицы, впились Ренн в кожу, но вырваться она не могла.
— Дрожит… дрожит и ломается хрустальный Лес… — запинаясь, пробормотала она.
— Тень возвращается, — продолжила за нее Саеунн.
— Белый страж спешит меж звезд…
— Но не может спасти Слушающего.
Ренн судорожно сглотнула и еле слышно промолвила:
— А Слушающий лежит, холодный и неподвижный, на вершине Горы.
— Ах… — вздохнула колдунья. — Огонь и зола никогда не лгут.
— Но на этот раз они, должно быть, ошибаются! — выкрикнула в отчаянии Ренн. — И я это докажу!
— Огонь и зола никогда не лгут, — повторила Саеунн. — Эостра застигнет его врасплох, одного. И ни тебя, ни его Волка с ним рядом не будет.
— Увы, предстанет. Я сама это видела, гадая по золе и бросая гадальные кости; и каждый раз они твердо говорили мне одно и то же — то, что ты сама в глубине души прекрасно понимаешь: человеку с блуждающей душой суждено умереть!
Лишь под конец этой кошмарной ночи Ренн все-таки удалось ненадолго уснуть, но ей ничего не приснилось. А когда она проснулась, то с ужасом обнаружила, что давно уже утро.
Выпал первый снег, и его белое сияние на мгновение ослепило Ренн, когда она с тяжелой головой и негнущимися конечностями выползла из жилища. Вокруг царила суматоха. Племя готовилось к отъезду; люди разбирали жилища, делали салазки из стволов молодых деревьев и оленьих шкур; а собаки — уж они-то сразу поняли, чем дело пахнет, — носились вокруг, готовые с радостью встать в упряжки.
Ренн отыскала Фин-Кединна, который, как и все остальные, снимал шкуры со своего жилища.
— Куда теперь? — спросила она. — И почему сейчас?
— На восток, в холмы. Там соберутся все племена. Ближе к Сердцу Леса людям будет безопаснее. — Вождь взглянул на нее. — Ты собралась вдогонку за Тораком?
— Да.
Она ожидала, что он попытается ее остановить, станет отговаривать, но он продолжал работать. Лицо у него было серым. Он явно не спал всю ночь.
— Почему ты снимаешься с места прямо сейчас?
— Я же сказал: ближе к Сердцу Леса людям будет безопаснее.
— Людям? А ты… разве не пойдешь вместе со всеми?
— Нет. Мне нужно отлучиться. А вместо меня пока будет Тхулл. Саеунн сумеет дать ему дельный совет, когда племена соберутся вместе.
Фин-Кединн повернулся к ней лицом:
— Неужели ты думаешь, что я оставил бы свое племя, если бы не был убежден, что это единственно возможный выход? Да я много дней только об этом и думал. И теперь совершенно уверен, что поступаю правильно.
— Но почему? И куда ты собираешься идти?
Вождь племени колебался. Потом все же сказал:
— Мне нужно найти того единственного, кто может помочь Тораку. И всем нам.
— Кто же это?
— Я не могу тебе этого сказать, Ренн.
Она так и вскинулась:
— Не можешь? Или не хочешь?
Он не ответил.
Ренн тихо вскрикнула и отвернулась от него. Все вдруг стало происходить как-то слишком быстро. Сперва Торак. Теперь Фин-Кединн.
Она почувствовала, как дядя взял ее за плечи и мягко повернул к себе. Она видела, как поблескивают снежинки на белом мехе его парки; видела серебристые нити в его темно-рыжей бороде.
— Ренн. Посмотри на меня.
Ледяные цветы расцвели на берегах реки Прыжок Лошади. На деревьях сверкал иней. Было, пожалуй, чересчур холодно для месяца Терна. И Ренн чувствовала, что это как-то неправильно.
Она догадывалась, что Торак, решив, что ей слишком опасно идти с ним, попытается отделаться и от
