Лорд Фрейзер-Уэст резко повернулся, чуть не расплескав спиртное.
Сирена мужественно встретила его взгляд, но инстинктивно зарылась поглубже в подушки, ожидая бурной реакции. Лицо мужа было в тени, и она не могла прочесть выражения глаз, но в его голосе слышалось едва сдерживаемое негодование.
– В твоих словах звучит презрение, дорогая, я этого не потерплю. Какое ты имеешь право обвинять меня в расовых предрассудках!
Сирена не испытывала никакого желания спорить с мужем. С Николасом это всегда пустая трата времени. Он слишком горячился, пускался в многословные объяснения, и Сирена находила это утомительным. Иногда она затевала спор, чтобы подразнить мужа, но сейчас решила притушить начавшуюся ссору.
– Но, дорогой Николас, ты в самом деле расист и сноб до мозга костей. Полный предрассудков англичанин, и… я обожаю тебя.
Она лучезарно улыбалась мужу, а тот, сделав несколько шагов к дивану, сел рядом.
Обвив тонкими руками шею супруга, Сирена запечатлела поцелуй на его щеке, вдохнув запах дорогого лосьона и пахнущего лимоном мыла.
– Давай не будем спорить, Ники. Мне стало жалко этого человека – только и всего.
Она легко поцеловала, словно клюнула, его в кончик носа, и от прикосновения ее влажных губ гнев мужа стал быстро таять. Не в силах сопротивляться ее обаянию, он поцеловал ее в губы, прошептав:
– И я обожаю тебя, леди Сирена.
Послышалось смущенное покашливание; они повернулись на это вежливое предупреждение о присутствии постороннего.
– Я не помешал? – спросил Ройоль.
Он смущенно склонил голову, видя, что они с интересом разглядывают плохо сидящую на нем одежду.
Ройоль неловко мялся у входа; он выглядел довольно нелепо в свободной спортивной рубашке, которую заправил в шорты и стянул на поясе старым ремешком от чемодана. Обуви на нем не было.
– Вы потрясающе смотритесь, – сказала Сирена. И она не лукавила.
Ройоль понимающе подмигнул ей.
– Спасибо, мэм. Ценю вашу снисходительность.
Ее рассмешила эта шутливая имитация акцента негра из американской глубинки.
– Полагаю, обед уже на столе. – Николас резко оборвал смех жены, встал и первым вышел из комнаты.
Сирена пожала плечами, состроив гримасу вслед мужу.
– Не обращайте внимания на Николаса. На самом деле он душка.
Хотя Ройолю так не казалось, он не стал спорить с красивой женой хозяина.
Вместо этого он нерешительно произнес:
– Буря скоро утихнет, и я смогу уйти. Кстати, как ваша нога?
Он приблизился к дивану и наклонился, рассматривая ее ногу. По отекшей лодыжке уже расползалось темно-синее пятно.
Сирена улыбнулась.
– Думаю, жить буду. А сейчас не будем гневить моего мужа и поторопимся к столу.
– Разрешите помочь вам. – Ройоль протянул ей свою мускулистую руку, и она охотно оперлась на нее.
С трудом поднимаясь на ноги, Сирена подавила в себе острое желание, вспыхнувшее от прикосновения к телу этого мужчины. Она жестом указала направление, в котором следовало идти – через внутренний дворик, а затем по тускло освещенной галерее, заканчивающейся каменной аркой, увитой виноградными лозами.
В столовую они вошли вместе. Ройоль замер на пороге, пораженный роскошью убранства.
Светло-желтые каменные стены заканчивались куполообразным потолком, на котором среди ярких цветущих растений, казалось, порхали колибри и канарейки. Насекомые, выписанные до мельчайших деталей, ползли по длинным, раскидистым пальмовым листьям. На какое-то мгновение Ройолю почудилось, что он ощущает нежный запах, идущий от ярких цветков сирени, обрамлявшей это удивительное творение рук человеческих. Впечатляющее зрелище!
– Для росписи потолка отец пригласил двух венецианских художников, они работали здесь несколько месяцев в 1958 году, когда построили этот дом, – как бы между прочим, словно речь шла о какой-то безделице, сообщил гостю Николас.
Французская люстра из хрусталя, сверкающая огнями двадцати четырех свечей, торжественно покачивалась над обеденным столом эпохи Регентства; на белоснежной льняной скатерти искрился хрусталь и тускло светилось старинное серебро. В центре овального стола стояло мраморное блюдо со слабо мерцающей водой, на поверхности которой плавали розовые и белые цветки китайской розы. Одну сторону комнаты занимали высокие стеклянные двери, веерообразное окно над ними соприкасалось с потолком. Сегодня из-за урагана двери были плотно закрыты, но Ройоль легко мог представить, как хорошо здесь тихим вечером, когда все настежь раскрыто, с моря дует слабый ветерок, и шум прибоя сливается с оживленной беседой и смехом. Ройолю хотелось бы иметь такую комнату.
– Здесь просто великолепно, – проговорил он с искренним восхищением.
– Не думаю, что вам приходилось видеть раньше что-нибудь подобное. – Лорд Фрейзер-Уэст напустил на себя важный вид.
У Ройоля от возмущения по спине пробежал холодок. Как смеет этот напыщенный аристократ разговаривать с ним в таком тоне! Глядя прямо в глаза хозяину, он ответил как можно любезнее:
– Дом очень красив, вам можно только позавидовать. – Ройоль помолчал, дав Николасу возможность самодовольно усмехнуться. – Но должен признаться, лорд Фрейзер-Уэст, я много путешествовал и повидал множество прекрасных домов. У меня есть знакомые в разных странах и, – тут его голос понизился, – я видел такие красоты, которые трудно вообразить. Описать эти чудеса не хватит слов!
Николас хмыкнул, но промолчал. Речь нового знакомого смутила его, но он по-прежнему был раздражен неожиданным вторжением в его размеренную жизнь. Более того – он чувствовал, что этот мужчина несет в себе угрозу его существованию. Все это делало лорда особенно раздражительным.
Он повернулся к Сирене, которая, к его негодованию, во все глаза, не скрывая восхищения, взирала на Ройоля. Пробурчав что-то себе под нос, лорд взял со стола колокольчик и громко позвонил.
Вошел Джозеф.
– Налейте мне белого вина, – сердито приказал Николас.
Сирена указала на стул рядом, похлопав по нему.
– Сделайте одолжение, садитесь, мистер Фергюссон.
Ройоль не пошевелился.
– Я не напрашивался на ужин, лорд Фрейзер-Уэст, и если вы предпочитаете, чтобы я ушел, так прямо и скажите.
Николас выдавил из себя вежливую улыбку и заговорил так, словно ему наскучила вся эта история.
– Я верю, что все люди в то или иное время, – он сделал паузу, рассеянно глядя поверх плеча Ройоля, – становятся жертвами рока. Ураган свел нас вместе, и потому я приглашаю вас к нашему столу, мистер Фергюссон.
К радости Сирены и досаде Николаса Фергюссон оказался очень приятным собеседником – живым и остроумным.
По мере того как подливали «Шато-Марго», низкий голос гостя звучал все раскованнее. Когда Ройоль разъяснял им интересующую его теорию, в голосе появились напряжение и страсть, однако они тут же сменились легкомысленными интонациями, стоило ему перейти к остроумному анекдоту.
Как и Николасу, ему было тридцать лет, и он жил полной и интересной жизнью.
– Вы родились здесь, на Ямайке? – спросила гостя Сирена, любуясь его изумрудно-зелеными глазами.
Ройоль совершенно покорил ее. Сирена не спускала с него глаз, понимая, что непростительно мало
