Я ложусь рядом с ней, закрываю глаза, прекрасно зная, что не усну. Я уже давно не сплю и боюсь ночи, как жестокой правды. Нет череды радости и муки, есть только мука, а радость — просто ее отсутствие. Весь день я ширяюсь — миром, девками, видимостями, все это морфий, избавляющий от боли, но не от болезни, а потом его действие проходит, и настает ночь, и я не сплю, и мне плооооохо…
— Господин Делано?
— Господин Делано?
— Дерек, в конце концов, соберись, на тебя смотрят.
Выныриваю из-под своего правого локтя, в сущности, я на него оперся только на секунду, только чтобы шее полегче было держать мою громадную голову, и, принимая во внимание утренний час — и как это можно в девять утра уже быть на ногах, к тому же чистеньким, при костюме, выбритым, аккуратным, то есть не только оказаться здесь, но и несколько часов собираться и сожрать богатый витаминами завтрак, — очевидным образом уснул, и теперь, сам знаю, с виду похож на грязное болото, из которого торчит только мой нос и «Панерай». Открываю правый глаз, потом с нечеловеческим усилием левый, вижу перед собой полтора десятка возмущенных рож, хочу только одного, чтобы меня оставили в покое, дали нырнуть обратно в блаженный мир кошмаров, на несколько секунд меня охватывает ужас, я спрашиваю себя, может, все наоборот и я не проснулся, а заснул, однако мой «Панерай» вполне реален: я бы не смог выдумать его серийный номер, да и вообще мне все равно. Так что я из последних жалких сил цепляюсь за стол, заставляю себя принять сидячее положение и придумать хоть что-нибудь.
— Мм-м…
— Господин Делано?
— Сейчас все скажу. Одну минутку, пожалуйста.
— …
— Прежде всего, — говорю я, — должен сказать, что я не спал, а думал. У всех свои маленькие бзики, не правда ли? Так уж случилось, что у меня бзик думать, закрыв глаза и… гм… ээ… открыв рот. Так лучше всего… гм… сосредоточиться.
— Ладно, Дерек, в таком случае что будем делать?
Это Оскар, я как завороженный гляжу в его большие карие глаза и вдруг понимаю, что этот тип мне верит. Он в самом деле ждет вердикта хозяина — а хозяин я. Когда вердикт будет вынесен, он его исполнит, мне стоит лишь сказать. На Оскаре костюм слегка старомодного покроя, старый костюм от Арни, сегодня он без очков, надел, что ли, контактные линзы, «такие комфортабельные, такие эстетичные», и надеюсь, я очень надеюсь, что этот кошмарный галстук подарил ему кто-нибудь из трех его отпрысков, потому что довольно трудно представить, чтобы человек зашел в магазин галстуков или даже в пошлую лавку готового платья и застыл как вкопанный именно перед этим, и хлопал в ладоши, и кричал: «Вот этот! Я хочу вот этот! Я буду его надевать на внеочередные собрания акционеров, чтобы мой наклюкавшийся босс сблевал в тот самый миг, как возьмет слово!» А вот мелкий засранец не парится и хватает первый попавшийся галстук от Тентена, просто чтобы не прийти на День отцов с пустыми руками, а главное, с пустыми руками не уйти. Оскар такой смиренный и симпатичный, его белые носочки умиляют меня до слез.
— Господин Делано?
— Да-да. Гм. Мой отец купил весь мир и оставил его мне. Вы, я, мы все лишь песчинки, ээ, жалкие, да, жалкие песчинки в сравнении с колоссальным делом моего отца, ээ, Хавьера Делано, превратившего, скажем так, мелкое семейное месторождение в величайшую нефтяную компанию за всю, ээ, историю нефтяных компаний, историю бурную и скандальную, чьи корни уходят глубоко в…
— Скупить за бесценок скважины у бедных неграмотных крестьян из венесуэльской глубинки — это, конечно, колоссальное дело.
Он произнес это шепотом, но я услышал, плешивый пидор в костюме от Эди Слимана для Диора, в полоску, с тремя пуговицами.
— Я бы попросил вас, да, вас, который лысый, сидеть тихо, вы оскорбляете память человека, скончавшегося в страшных мучениях.
Потом выдыхаю «Пидор!» и продолжаю:
— Поскольку я, помимо прочего, владею пятьюдесятью одним процентом акций этой компании и гораздо, гораздо богаче и влиятельнее вас, надеюсь, мое решение не подлежит обсуждению и будет незамедлительно исполнено…
— Господин Делано, Джордж Буш на второй линии! — объявляет Мира, телефонистка и девственница.
— Который? — рычу я.
— Который президент Соединенных Штатов. На данный момент.
И я рявкаю:
— Позже!
Ну конечно, никакого Буша на проводе нет; я организовал этот маленький подлог при помощи моего друга Мирко с его акцентом техасского фермера, чтобы произвести впечатление на акционеров, мне надоело, что меня считают лузером. Во всяком случае, свой маленький эффект это произвело. Пятнадцать пар глаз уставились на меня — быстрый подсчет: всего тридцать глаз уставились на меня, и нельзя не признать, что это все-таки чертовская ответственность, когда допустимая погрешность имеет девять нулей.
— Мы обязаны…
Мертвая тишина. Кто-то сглатывает. На плешивых лбах капельки пота. Красивый старик в костюме от Эди Слимана для себя самого подносит к носу якобы флакон вентолина, но, скорее всего, это лошадиный транквилизатор. Откуда-то доносится щелчок фотоаппарата, и, завершая фразу, я пытаюсь понять его происхождение.
— …поступить…
Чеканю каждое слово.
— …так, как поступил бы мой отец, будь он еще в этом мире.
Все дружно хмурят брови.
— Я не потерплю никаких возражений.
Все в шоке. Я могу удалиться.
— Господа…
Я встаю.
— Но Дерек…
Оскар мне глубоко симпатичен, но нечего ему этим пользоваться и меня доставать, иначе не обрадуется. У меня иногда получается ценить людей, но не до такой же степени.
— Знаешь, Оскар, кроме прохладных чувств, между нами никогда ничего не будет.
— Что, Дерек? Я хочу сказать… Что ты решил наконец,
К сожалению, Оскар, таковы по большей части отношения между людьми, прохлада, прохлада, прохлада, что угодно, только не рискованное вложение чувств… Что-что? А, ээ, ну да,
— Ну-у…
— Ну вот! Великие, те, кто принимает решения, изъясняются порой языком загадок, а тебе за то и платят, чтобы ты разгадывал его и доносил до простых людей.
Я удаляюсь, и присутствующие могут убедиться в том, что на мне протертые джинсы, а на белой футболке, изготовленной специально для такого случая, Стефано Габбана собственными ручками с изысканным маникюром вышил черным: «а еще я на вас клал». Это ребячество, знаю, но что поделаешь, если я глупый и злой?
После ланча у Дюкасса в «Плазе», состоящего главным образом из крабового мусса, фуа-гра с белыми трюфелями и пюре с икрой под «Кристаль Розе» — ни кофе, ни десерта, немножко здоровой диетической пищи, — с Леонардо, который лезет на стенку, потому что должен обеспечить три рекламных кампании одновременно, а ему хочется к себе в номер, часами скакать по кровати с корешами и смотреть баскетбол