тех пор, пока не вернет нас в наши дома. И через несколько дней он выступил и направился к Риму. С ним отправилась некоторая часть наших изгнанников, но большинство простились с ним, так как не имели средств следовать за ним; и я был одним из тех, кто уехал от него, поскольку вместо 1500 золотых флоринов, которые я вывез из Генуи как наличными, так и лошадьми и вооружением, я оказался всего при двух лошадях и без денег, все их истратив и раздав в долг многим из названных изгнанников.
Мы с Бернардо ди Липпо решили отправиться во Францию. Мы поехали в Римини и там заняли пятьдесят дукатов у Джованни ди Мазино дальи Антелла, жившего там, и прямым путем, спешно, без остановок, доехали до Авиньона; и, будучи в Тарасконе, мы отправились навестить мессера Стольдо Альтовити и мессера Томазо Содерини, которые были в числе высланных. Расставшись с ними, отправились мы в Париж, где по прошествии недолгого времени случилось, что Бернардо ди Чино[38] послал меня играть с герцогом Брабантским, каковой тогда находился в Брюсселе вместе со многими знатными синьорами, которые все время устраивали большие празднества с джострами,[39] танцами и игрой; так что в конце концов в немногие дни я проиграл около 2000 золотых, которые я туда привез из денег Бернардо ди Чино, поскольку он вложил в компанию свои деньги, а я свою глупость, и проиграл, делая ставку в 300 флоринов или более при игре в две кости. Меня уверяли, что выгоднее делать большие ставки, что было неразумно. И случилось так, что в последнюю ночь, когда я проиграл, заняв у герцога 500 франков, я оставил игру, поскольку знал, что дома у меня оставалось всего лишь около 550 золотых франков. Герцог и другие синьоры поднялись и вошли в зал, где танцевали многие синьоры и дамы, и, стоя там, я с радостью увидел, что одна прекраснейшая юная девица, лет четырнадцати, незамужняя, дочь одного знатного барона, подошла ко мне и сказала: «Идем танцевать, ломбардец,[40] не беспокойся из-за того, что ты проиграл, бог тебе поможет», и взяла меня за руку. Я последовал за ней; когда я остановился, герцог позвал меня и сказал: «Сколько ты потерял этой ночью?». Ответил я: «Я потерял последнее, что у меня оставалось, – около двух тысяч франков, которые я занял в Брюсселе». Он же сказал: «Я тебе верю, и если бы я сам потерял столько, я не сумел бы так провести вечер, как ты; иди, продолжай веселиться, пусть все у тебя будет хорошо». На следующее утро я положил в кошелек около 500 золотых франков и отнес их ему, сказав: «Отпустите меня, я хочу уехать и искать в другом месте большей удачи». Он же ответил: «Если ты хочешь остаться, то проверь с этими 500 франками, не вернется ли к тебе фортуна, и, может, ты отыграешься, а если опять проиграешь, вернешь мне их в другой раз, когда будешь богат». Я поблагодарил его, сказав, что мне очень нужно поехать в Англию и что сейчас я больше не хочу играть. Тогда он сказал: «Возьми эти 500 франков, ты их отдашь мне на другой год, когда вернешься сюда и отыграешь то, что потерял». И позвал своего правителя канцелярии и сказал ему: «Напиши письмо для Бонаккорсо, что я принимаю его в качестве лица, особо обслуживающего мою персону».
Так уехал я из Брюсселя и отправился в Англию; я пробыл там около месяца, ведя переговоры о выкупе Иоанна Бретонского, ибо таково было поручение Бернардо ди Чино; и, узнав намерения герцога Ланкастерского, который содержал его, вернулся я в Париж и там доложил Бернардо ди Чино обо всем, что я делал в Брюсселе и Лондоне.[41]
В 1381 году, вернувшись в Париж после проигрыша в Брюсселе, я оказался в очень стесненных обстоятельствах, поскольку из 2000 проигранных франков мне следовало четверть отдать Бернардо ди Чино; я отдал ему те 500 франков, которые герцог Брабантский дал мне в виде займа, и в указанном году в феврале месяце я снова поехал в Брюссель, имея с собой около 200 франков золотом, которые я занял у ряда лиц, да еще 300 франков я занял у Бернардо ди Варадзано; и, играя с герцогом и другими синьорами, получил я письмо из Флоренции о том, что вернулись изгнанники. Я еще пробыл там весь великий пост и выиграл около 600 золотых франков. Вернулся я в Париж, купил хороших лошадей и возвратился во Флоренцию в 1382 году в мае месяце.
В этом же году в сентябре я снова поехал в Париж и в ноябре, в день св. Екатерины, оказался на поле битвы – близ Ипра во Фландрии, где французский король дал сражение фламандцам,[42] а именно гражданам Гента; и был военачальником у фламандцев Филипп Артевельде. Фламандцев было 40 тысяч вооруженных, а со стороны короля было нас до 10 тысяч; и сражение началось в пешем строю на восходе солнца. И тут явилось чудо, ибо был такой густой туман, что свет еле был виден, а наше войско было разделено на три отряда, и король приказал поднять знамя, которое они называют «орифламма»; каковое знамя, говорят, получили они еще в древности чудом божественного произволения; и, когда орифламма была развернута, внезапно туман рассеялся, и с лучами солнца все отряды увидели друг друга. И битву начал первый наш отряд под водительством коннетабля Франции,[43] напавший на указанных фламандцев, которые все были построены в один отряд. Сражение продолжалось в течение двух часов, и в конце концов фламандцы были разбиты указанным отрядом коннетабля; и, не желая брать пленных, всех их убивали. Там нашли свою смерть, как было подсчитано после битвы, 27 500 человек. Выиграв это сражение, пошли мы без остановок в Куртре, у которого такая же большая округа, как у Прато, и после захвата города все там было подвергнуто разграблению и огню в отмщение за одну давнишнюю битву,[44] где фламандцы победили французов, как об этом упоминает хроника Филиппо Виллани,[45] когда здесь было убито большое число французских рыцарей. И после этого король вместе со своим победоносным воинством направился в Париж.
Но до того, как описать вступление короля в Париж, я напишу о причине, почему произошло вышеназванное сражение. В 1381 году население Гента взбунтовалось против своего синьора, графа Фландрского, который был отцом герцогини Бургундской. Они отправились войском в Брюгге и, взяв его, изгнали оттуда указанного графа, ограбили и убили всех его служащих и подобным же образом поступили во многих других городах и землях, которые захвачены были ими во Фландрии; а предводителем их был упомянутый выше Филипп Артевельде. И число фламандцев, восставших против своего синьора, увеличилось, и послали они тайных послов к населению Руана и Парижа, побуждая их также поступить с их синьорами и обещая им помощь и поддержку. Поэтому оба указанных города восстали против короля Франции, и начал восстание в Париже «тощий народ»,[46] и восстание это начала одна торговка на площади, которую сборщик налогов хотел оштрафовать за неуплату габеллы[47] на фрукты и травы, которые та продавала. Она начала кричать: «Долой габеллу», т. е. налоги. И весь народ поднялся, и все побежали к домам сборщиков габеллы, разграбили их и поубивали. И, поскольку весь этот тощий народ был без оружия, один из них направил их к новому замку, где еще мессер Бертран Дюгеклен,[48] тогда бывший коннетаблем Франции, велел хранить 3000 налитых свинцом палиц, что сделал он, готовясь к сражению, которое предполагал дать англичанам.
Народ разбил топорами двери башни, где лежали упомянутые палицы, каковые стали с тех пор называться «молоточками», и, захватив указанные «молоточки», разбежался по всему Парижу, грабя дома королевских служащих и многих из них убивая. Жирный народ, т. е. все добрые граждане, называемые боргьези, опасаясь, что указанный тощий народ, который себя прозвал майотенами[49] и был таким же, как наши чомпи, завладевшие Флоренцией, начнет грабить и их, вооружился и стал настолько сильным, что указанные майотены согласились повиноваться ему.
Итак, они приняли меры, чтобы управлять народом, и продолжали сами восстание против королевских синьоров. Поэтому король и его приближенные удалились в Венсенский лес и стали там держать совет. И для того, чтобы все королевство не взбунтовалось, решили, что король пошлет за всеми своими баронами, рыцарями и оруженосцами королевства, чтобы те явились к нему со всеми своими силами и следовали за ним туда, куда он захочет отправиться.
И после того, как король несколько раз обращался к ним с просьбами и приказами, столь строгими, сколь он только мог, явились к нему только те, каковых я упомянул выше как участвовавших в сражении.
А в следующем году, т. е. в 1383, хорошо оправдалась поговорка, которую любят повторять многие дурные люди, которые говорят: «Да здравствует побеждающий!»; ибо после того, как король одержал победу в упомянутой битве и на следующий год объявил приказ идти против англичан, которые вторглись во Фландрию, о чем скажу я позже, то в ответ на его приказ явилось около 10 тысяч рыцарей и более 16 тысяч пеших, и в войске считалось 200 тысяч коней или даже более; правда, пришло туда по дружбе много немецких рыцарей.
