— Оживление, вообще-то, хороший способ определить это.
Нас так оживили, что когда мы очнулись, то мы действуем больше трех недель без остановки.
а после наше тело отключается и мы спим три дня как убитые.
Как спал Винсент.
— Ты хочешь сказать, что мы мертвы три дня, — начал поправлять её Чарльз.
Шарлотта прервала его.
Мы не мертвы.
Мы называем это — быть спящим.
Наше тело как бы находится в зимней спячке, но наш мозг всё еще активен.
А когда наше тело просыпается, мы возвращаемся к абсолютно нормальной жизни более, чем на три недели, за исключением того, что не спим..
Чарльз пробормотал, — ага, точно.
— Ну можно сказать, что мы дали представление о нашей истории, — вежлево сказал Гаспар.
— Ты был.
в спячке вчера? — спросила я Винсента.
Он кивнул
— Конец трёх дней, — сказал он.
— Теперь со мной будет всё в порядке почти месяц.
— Что до меня, так ты не выглядишь так, что с тобой всё в порядке, — ответила я, глядя на восковую бледность его кожи.
— Должно пройти несколько часов, чтобы оправится от спячки, — сказал Винсент, слабо улыбаясь.
— Для человека, это как операция на открытом сердце.
Тебе не можешь просто вскочить с кровати, когда проходит анестезия.
Это имело смысл.
Если продолжать следовать его аналогиям с человеком, то я смогу лучше переварить этот причудливый сценарий.
От того, как они спорили, становилось понятно, что им явно не привычно объяснять своё сложившиеся положение.
Это была для меня возможностью всё выяснить.
Я повернулась к Жюлю.
Тебе больше ста лет.
— Мне девятнадцать, — сказал он.
— Значит ты никогда не состаришься? — спросила я.
— О нет, мы стареем, с этим всё в порядке.
Взгляни на Жан-Батиста — он умер в тридцать-шесть, а сейчас ему шестьдесят! — сказал Чарльз.
— А сколько бы ему было на самом деле, если бы он.
ну, ты понял, — подоьрала я слова.
— Двести тридцать пять, — ответил Гаспар, без колебаний, и, глядя на остальных, продолжил, — Можно мне?
Чарльз кивнул, остальные молчали.
— Поле того, как мы оживаем, мы стареем с той же скоростью, что и все остальные.
Тем не менее, когда мы умираем, мы в последствии оживления, мы воскрешаем в том же возрасте, в котором умерли первый раз.
Жюль умер, когда ему было девятнадцать, поэтому каждый раз, он начинает с девятнадцати.
Винсенту было восемнадцать, когда он умер, но пока он еще не умирал, сколько прошло? Около года? — он адресовал свой вопрос Винсенту, но я оборвала его.
— Что значит, каждый раз, когда ты умираешь? — спросила я.
Меня вновь окатила волна ледяного ужаса.
Винсент крепче сжал мою руку.
— Скажем так, есть много людей, которых нужно спасти, — сказал Жюль подмигивая.
Я уставилась на него пытаясь понять о чём он говорил.
Затем мои глаза расширились.
