спокойствию Фарри, надеясь хоть так унять животный ужас. А ближе к вечеру Эльм спустился на жилую палубу и стал помогать нам собираться. Один из рюкзаков он сразу отбросил в сторону, как ненужный:
— Все равно мне тащить, — хмыкнул здоровяк.
Казалось, что ему в радость предстоящее путешествие. Ледоход мертвого шамана тяготил силача.
Ауры циркачей чуточку помогли мне побороть страх, однако я все равно вспоминал истории о мертвых огнях и смертельном сиянии, застигающих путников в снежных пустынях. Больше всего на свете я хотел вернуться в прошлое, в момент явления Темного Бога, и оказаться на другом берегу расщелины.
А еще лучше, чтобы Одноглазый никогда не приходил в нашу деревню! О, как я ненавидел старика в тот момент. Лишь маленькая толика во мне радовалась предстоящему путешествию, но она была настолько ничтожной и незаметной
— Переночуем здесь, — сказал Эльм, когда еще раз проверил, все ли мы собрали.
Нам с Фарри достались два небольших рюкзачка, в которые здоровяк запихал теплые одеяла. Это забота тронула меня, хоть и чувствовалось в душе силача легкое недовольство тем, что весь скарб окажется на его плечах. Забитый вещами титанический рюкзак Эльма, с одной стороны которого торчали пила и бур, а с другой висели два ледоруба, был с меня ростом, не меньше.
— Трудно будет устроиться с таким-то уклоном, но мы попытаемся, верно? — Он подмигнул Фарри, посмотрел на меня.
Набросав ненужных вещей в просевшие вниз углы, где соприкасались стена и пол, мы устроились на ночлег. На нижней палубе басовито урчал двигатель умирающего ледохода. Мощного корабля, которому уже завтра была уготована участь железного остова, брошенного в снегах.
Истинный хозяин судна останется вместе с ним, у алтаря Светлого Бога. Скорченный смертью и скованный холодом. Может быть, когда-нибудь его найдут случайные путники. Может быть, им удастся (что вряд ли) запустить старые двигатели.
Но скорее всего он просто навсегда останется стоять во льдах — последним памятником деревни Кассин-Онг. Ведь дальше к северу никого нет.
Двигатель успокаивающе гудел. Неподалеку посапывал уснувший Фарри, ворочался Эльм, устраиваясь поудобнее. На меня накатывала дремота, но перед тем как провалиться в сон, я вдруг вспомнил, что случается с местами, где проломил лед Темный Бог. Не будет никакого памятника. Как только пройдет весть, что здесь обнаружился Пролом, — сюда отправятся искатели поживы, и Храм разберут на части, а потом продадут в Снежной Шапке.
С этой мыслью я и уснул, и всю ночь мне снились летящие в небо глыбы льда, размахивающая клешнями гигантская фигура Черного Бога и окровавленное лицо старого шамана, а в ушах хрипло улюлюкала Гончая. Компас, который хранился за пазухой, протыкал мою кожу коричневыми иглами, врастал в меня и высасывал кровь, отчего его щупальца-лапки пульсировали в такт сердцу. Я кричал и пытался отбросить их прочь, но они вцепились в меня, словно металл на морозе, и причиняли такую невыносимую боль, что в глазах меркло.
Очнувшись от кошмара и радуясь тому, что ужас ушел, я вновь засыпал и возвращался в объятия дурных снов.
Утром меня разбудил Эльм, сунул еще сонному в руки кусок вяленого вонючего мяса.
— Пора, — буркнул он.
Выбравшись из-под теплого одеяла, я увидел, как Фарри возится с горелкой, подогревая чай.
— Скоро выходим.
Здоровяк постоял недолго надо мной, а потом широко и обезоруживающе улыбнулся:
— Тебя как звать-то, малец?
На душе сразу стало теплее.
— Эд… Эд ан Бауди.
— Будем знакомы. Я Эльм, а это Фарри. Ну да ты, наверное, уже знаешь, собачья жизнь.
Торопливо позавтракав
В темноте грузового трюма я видел, что алтарь Светлого Бога соскочил со своего места и врезался в альков своего темного противника. Что же стало с телом шамана после аварии?
— Сканди… — прошептал я. Эльм повернулся, проследил мой взгляд и покачал головой:
— Идем. Нет времени.
Мы вышли на лед. После тепла жилой палубы холод чувствовался не так остро. Я пару минут даже размышлял, заматывать лицо шарфом или нет, но в конце концов принял правильное решение и прикрыл шерстью все, что можно было прикрыть. На ветру, когда на улице находишься не час и не два, не стоит лишний раз рисковать. Холод коварен.
Так началось наше путешествие. Долгий путь трех замотанных в одежды фигурок с лыжами на плечах, с рюкзаками, в очках против снежной слепоты.
— Идем, — еще раз сказал Эльм. Из-под его шарфа с дыханием вырывались клубы пара. На улице было градусов двадцать, не меньше. Фарри, похожий на колобка из-за одежд, стоял рядом с ним и, задрав голову, смотрел на покосившийся ледоход.
— До того как стемнеет, мы должны пройти как можно больше. Ночью будет холодно, — Эльм глянул на небо. — Очень холодно, собачье племя!
Смерть во льдах
Впервые я увидел ту черную тень совершенно случайно. Весь вечер мы ворочали выпиленные ледяные блоки, сооружая укрытие на ночь. Фарри, уставший за день больше всех, топил на горелке снег, и мы то и дело подходили к парящему котелку, чтобы уловить озябшим телом хотя бы толику тепла. Мальчишка, у которого из мохнатого капюшона торчал лишь побелевший нос, изучал, как тают кристаллики льда, превращаясь в воду. Лед, политый энгу, шипел и горел синим пламенем.
Эльм работал молча, иногда прерываясь, чтобы попрыгать и помахать руками, согреваясь. Ледовый домик, честно говоря, он мог построить и один, но я все равно старался ему помочь, тем более что никогда раньше мне не приходилось сооружать убежище в таких местах. Вокруг, куда хватало глаз, катились замерзшие волны заструг, а там, откуда мы пришли, бугрились их особенно крупные карнизы.
Вместе с силачом мы составили блоки так, чтобы злой пронизывающий ветер не задувал внутрь. Затем Эльм полил стыки талой водой из котелка Фарри, и она почти сразу замерзла. Дольше всего пришлось возиться с узким входом, который на ночь предполагалось засыпать снегом. Лаз мы продолбили прямо во льду, так чтобы он был ниже уровня пола нашего пристанища. Признаться честно, я промок насквозь, пока махал ледорубом. Мышцы гудели от усталости, но неровная канавка, скрывающаяся под снежным куполом, радовала глаз, и я почти не обращал внимания на то, что потихоньку замерзаю.
Последним штрихом стала плошка с оленьим жиром, которую Эльм достал из рюкзака. Окинув нас взглядом, жалких и бессильных, здоровяк сказал:
— Скоро можно будет отдохнуть, потерпите. Фарри, не спи!
Мальчик сонно вскинул голову, а Эльм спрыгнул в желоб и полез внутрь.
Я посмотрел назад.
Тогда мне подумалось, что это морок. Зимний мираж. Черная фигурка мелькнула среди далеких холмов-карнизов и исчезла. После трудного перехода и постройки укрытия могло почудиться и не такое.
