Он положил руку ему на худую шею. Глаза Эккера расширились, кадык заходил вверх-вниз.
— Или не увидимся никогда, — добавил Эльм, едва старик затих.
— Ты убил его? — испуганно спросил Фарри.
— Нет. Отключил. Пусть так полежит. Работайте, собачьи дети. Мне надо руку перевязать. Рана опять открылась.
Он, пошатываясь, отправился в комнату, где лежал до этого. Но перед этим указал мне на валяющийся дальнобой:
— Бери — и сторожи. Фарри, собирай все ценное, что найдешь.
Я послушно поднял тяжелое оружие и пару мгновений думал о том, чтобы убить ставшего опасным Эльма. Но тогда мне придется застрелить Фарри, а затем еще и прикончить старика Эккера… Не слишком ли много зла я причиню, чтобы укрыть свою мерзкую сущность сообщника убийцы?
Мои размышления прервал стук в дверь.
Мы застыли, каждый на своих местах. Фарри, согнувшийся над телом Морренгайма, с ужасом посмотрел на меня. Я перевел взгляд на дверь, стараясь дышать тихо-тихо, будто меня могли услышать с той стороны.
Когда я вспоминаю тот день — нет предела тому презрению к самому себе, что я испытываю до сих пор.
— Я принес еду, мальцы, — радостно пробубнил стоящий там, в коридоре, Фадар.
— Пусть входит, — первым очнулся Эльм. — Держи его на мушке. У меня есть идея.
Бегство
Когда Фадар вошел в комнату и увидел дуло дальнобоя, направленное ему в грудь, улыбка мгновенно исчезла с его добродушного лица. Поднос с двумя закрытыми кастрюлями смотрелся в такой момент нелепо и грустно. Он хотел нам добра и никак не ожидал такой встречи. Спустя миг Фадар увидел тела Клауса, Эккера и Морренгайма, и глаза его потемнели:
— Что происходит? — выдавил он из себя.
Оружие в моих руках тряслось, выдавая страх и стыд перед этим человеком, заступившимся за нас перед старостой рыбаков. Длинный ствол клонился к земле, и я стиснул челюсти от напряжения. Светлый Бог, с какой радостью я отбросил бы эту тяжеленную штуковину в сторону и улыбнулся Фадару.
— Не шевелись. — Из комнаты вышел Эльм, он неловко перевязывал раненую руку и смотрел на гостя бешеным зверем. — Целее будешь, собачий сын.
Потом силач обратился к нам:
— Это наш гарант, собачья жизнь. Очнется старик — и сожжет топливо у военных, как это сделал твой собачий шаман в деревне.
Эти слова обращались ко мне.
— А если он откажется, то будет одним трупом больше. Чем дальше, собачья жизнь, тем проще делать такие вещи. Ты понимаешь меня, рыбак?
Фадар не ответил. Он смотрел мне в глаза, и губы его тронула легкая улыбка.
— Ты же не выстрелишь, мальчик.
— Эд! Двинется — прострели ему ногу!
Рыбак скривился от злости.
— Ты же не с ними, ведь так? — продолжал он увещевать меня. Светлый Бог, как же хотелось закричать, что это так, что я действительно ничего такого не хотел. Мышцы ныли от напряжения, и ствол сам собой клонился к полу.
Но в душе бородача таилась энергия затаившегося зверя.
— Дайте поставить поднос, что ли. Он тяжелый!
— Стой там, где стоишь. Шевельнешься — получишь… — рявкнул Эльм.
— Ты неглупый парень. — Фадар смотрел на меня. — Зачем тебе это? Опусти дальнобой, и я замолвлю за тебя словечко перед Найвэлом.
Он врал, я чувствовал это. Он совсем не собирался делать того, о чем говорил. Сейчас он ненавидел меня не меньше, чем Эльма и Фарри, чья воровская татуировка вновь показалась из-под разорванного рукава. Он ненавидел меня даже больше, считая предателем и презирая за такую благодарность.
— Не надо, Фадар, пожалуйста, — сказал я ему.
— Ты не выстрелишь, — улыбнулся он и сделал шаг.
…Грохнул выстрел, отдача толкнула меня назад, и я, выронив дальнобой, упал на еще теплое тело Клауса. Фадар взвыл от боли и уронил поднос. Котелки с лязгом запрыгали по полу, и на доски высыпалось парящее рыбье филе. Запах моментально затопил хижину.
Рыбак свалился у порога, зажимая рану в ноге.
— Дрянь! Какая же ты дрянь. О Светлый Бог, как же больно! — стенал он.
Эльм оказался рядом со мной, легко подхватил дальнобой и, зажав его под мышкой, принялся здоровой рукой перезаряжать оружие. Из открытой двери сквозило морозом, и я на деревянных ногах прошел мимо Фадара и прикрыл ее.
— Молодец, малец, — буркнул мне Эльм, не сводя взгляда с раненого рыбака. Тот шипел от боли и с яростью смотрел в мою сторону. — Не сдрейфил, собачий сын. Уважаю.
А я отвернулся, желая провалиться под лед и попасть в лапы Темного Бога. О да, это самое достойное наказание. Предательство… Это определенно было предательством. Еще худшим, чем парой минут назад.
Я вновь коснулся рукой компаса, и загадочный артефакт чуть успокоил мысли, раздирающие меня на части.
Фарри суетился, выгребая из шкафов и столов все, что может пригодиться. Эльм, перезарядив оружие, встал над раненым рыбаком, а я прошел в самый дальний угол, прислонился спиной к стене и сполз вниз, обхватив руками колени. От запаха рассыпанной вареной рыбы меня затошнило.
Больше всего на свете я проклинал себя за нелепое любопытство, приведшее меня сюда. Надо было пойти вместе со всеми на цирковое представление в Кассин-Онге, а не выслеживать тех странных людей… Надо было оставить наемников разбираться со всем самостоятельно, а не вести их к дому, где черный капитан провел жуткий обряд.
Если бы я все сделал правильно, жизнь пошла бы по другому руслу.
Мне было горько и обидно. Утешало меня, хоть и незначительно, лишь то, что Фарри обуревали схожие чувства.
А еще в нем плескалась злость на Эльма, но мальчик тщательно ее скрывал.
Мой дар чувствовать эмоции других людей с каждым днем давал мне все больше пищи для размышлений. Я видел скрываемые тайны, но не знал их сущности. Эмпатия предупреждала меня о чем-то непонятном, таящемся в душах окружающих людей. Их злость, их мрак или свет, их обиды. Иногда сложно определить, на кого именно были направлены те или иные чувства, но никогда еще я не ошибся в определении внутренних демонов.
Но сейчас мне было не до этого. Я сидел в углу пропахшего смертью и рыбой жилища старого доктора и не знал, как нам быть дальше. В углу гудела печка, а по дому крутился Эльм, словно опытный ледовый волк в бурю. Он привел в чувство Эккера и объяснил ему свой план. Старый шаман согласился с его доводами, не желая больше смертей в и так уже немногочисленном поселке.
Затем Фарри отправился за тягачом и вскоре вернулся к хижине на тарахтящем ледоходике. Убедившись, что в ночи никто за нами не наблюдает и звук двигателя не всполошил сонного поселка, мы погрузили в тесную кабину шамана, Фадара и залезли внутрь сами.
Впятером мы едва поместились здесь. Ствол дальнобоя вжимался в живот Фадара, и это нервировало старика, оказавшегося у самой двери. Но он честно выполнял свою часть сделки — обезопасить жизнь
