раскраски, возникла на пирсе, их тотчас отвели в лодку и разместили в пустом отсеке для запасных торпед. Сапер и радист внимательно осмотрелись и принялись обживать свое жилье. В углу сложили амуницию, вдоль стен отсека расстелили спальные мешки. Холодный железный пол их не пугал совершенно: в пуховых спальниках были прокладки из пробки. В таких мешках можно было спать на снегу. Отсек, ставший для них временным пристанищем на все время плавания, быстро принимал жилой вид.
Для того, кто должен был последним подняться на борт, отвели отдельное помещение — каюту капитана. Отдельной ее можно было назвать с большой натяжкой. Каюта представляла собой узкий пенал с койкой и откидным столиком. От коридора ее отделяла символическая занавеска — роскошь, невообразимая для подводника. Любое свободное место заполнялось тем, что могло пригодиться в плавании. Невозможно было пройти по подлодке, чтобы не зацепиться за коробки с провиантом.
Вот уже два дня всем членам экипажа, в том числе и офицерам, были запрещены увольнения. Все ждали руководителя экспедиции. Капитан Райф был предупрежден о том, что конечную точку маршрута узнают только в море. К дальнему походу было готово все. О том, что он будет именно дальний, свидетельствовали дополнительные ящики и мешки с едой. Торпед взяли вдвое меньше обычного, высвободив место для дополнительных ящиков со снарядами к 88-миллиметровому орудию на корме и 20- миллиметровой зенитке.
— С кем они собираются воевать? А, ладно. Лишь бы вырваться из ненавистной гавани. — Капитан с нетерпением ждал появления на борту судна последнего, главного пассажира, воле которого он должен был подчинить субмарину и ее экипаж на все время похода.
Автомобиль штандартенфюрера Крауса был пропущен через кордон со скоростью, прямо пропорциональной могуществу подписи на предписании. Некоторое время Вальтер с удовольствием колесил по замечательным тенистым улицам, ориентируясь на сырое соленое дыхание моря и слабый, но отчетливый сигнал Наставника. Неприметное двухэтажное здание гостиницы академии Северного ветра пряталось позади помпезного готического административного корпуса и выглядело чужеродным пятном на фоне серой громады, исполненной имперского величия.
Для порядка расспросив любезного портье, Вальтер поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж. Он подошел к двери с номером 22, постучал и шагнул в комнату. Конечно, можно было и не стучать, но Вальтер, как и Наставник, предпочитал вести себя естественно, как все.
Внутри царил полумрак. Шторы были плотно задернуты. Наставник стоял спиной к Краусу. Его фигура в пестром тропическом камуфляже излучала спокойствие и сосредоточенный интерес. Наставник поднял руку в знак приветствия и снова склонился над столом. Рядом с плоской коробкой лежал деревянный приклад и ложе орехового дерева. Аккуратно заправленная кровать выглядела так, будто на ней не спали. У изголовья стоял десантный ранец из оленьей кожи, большой штурмовой рюкзак, туго набитый под шнурованную завязку, и оливковая мундирная сумка. Поверх покрывала кровати лежал пустой пятнистый чехол с двумя наплечными лямками. Возле подушки тяжело проминала покрывало «сбруя парашютиста» — специальная связка подсумков.
— Приветствую тебя, — почтительно поздоровался Вальтер.
В ответ на приветствие он услышал тихий смех, а затем удивительный звучный баритон начал декламировать:
— Все будет так, когда умрешь. Владенья сгинут невозвратно. Все ложь и тлен, все тлен и ложь. Лишь счастье битвы нам понятно. — Наставник произносил слова, словно смакуя их вкус. — И тебе доброго дня, брат.
— О чем это, Наставник?
— Старая песня. Все, что осталось в человеческой памяти о древней войне. За что и с кем сражались люди во тьме веков — неизвестно. Из текста понятно, что бились они не с людьми. Иногда мне даже нравится немецкий язык. Он очень точно передает упоение боем и горечь будущей утраты. Не каждому языку под силу…
Наставник отступил на шаг и выдвинул стул из-под столешницы. На стуле оказался продолговатый бумажный сверток.
— Боеприпасы россыпью? — поинтересовался Вальтер.
— Не только, — ухмыльнулся собеседник и с треском бесцеремонно распорол бумагу черным кинжалом. — Не только боеприпасы.
— Винтовка? — уточнил Вальтер. — Зачем?
— Винтовка, — подтвердил Наставник. — Карабин системы «Маузер 98-К». Снайперская модель. Ложе из орехового дерева; прессованная фанера, конечно, легче, но в условиях влажных тропиков может «вздуться». Собирается и разбирается без инструментов. Все детали затвора соединены специальной муфтой. Единственный недостаток — сравнительно низкая скорострельность, но нам не третий фронт открывать. Стреляет, понятное дело, одиночными, перезарядка ручная.
Во время короткой лекции Наставник собрал винтовку. Разрозненные части, собранные воедино, превратились в изящное оружие. Он взвесил на руках поблескивающий заводской смазкой вороненый карабин, передернул затвор, вскинул к плечу и сухо щелкнул спуском, целясь в потолок.
— В хороших руках — верная смерть. Длинновата, но для снайпера это скорее достоинство, а не недостаток.
Наставник выложил на стол продолговатую деревянную коробку длиной примерно в сорок сантиметров и открыл крышку. Внутри три четверти пространства занимал прицел неизвестной Вальтеру системы, оставшуюся четверть оккупировали ряды зеленых патронов с желтыми головками пуль. Каждый патрон выглядывал из своего гнезда картонных сот.
Вальтер осторожно взял в руки оптический прицел без опознавательной маркировки — зеленый, с верньерами, цифрами и цветными точками на двух опоясывающих прицел шкалах. Оптика с обеих сторон была закрыта резиновыми колпачками.
— Цейсе?
— Да, прототип, — отозвался Наставник. — Прибор ночного видения, совмещенный со стрелковой оптикой. Подобные поступили танкистам и летчикам, но те слишком громоздки.
Наставник бережно принял у Крауса прицел и точным движением установил сбоку винтовочного затвора. Теперь карабин системы «Маузер» приобрел завершенный вид произведения искусства, но и это было не все. Из отдельно лежавшего чехла были извлечены на свет длинные пулеметные сошки от МГ-34 и пристегнуты к винтовке снизу. После сошек настал черед длинного черного цилиндра. Он был аккуратно прикручен на конец ствола. Закончив сборку, Наставник раздвинул сошки и установил карабин на середину стола.
— Впечатляет! — заметил штандартенфюрер Краус. Дальнейшие сборы шли в четыре руки. Винтовку разобрали и упаковали в чехол. Патроны снарядили по рифленым металлическим магазинам, которые потом разложили по подсумкам десантной сбруи.
Экипировка отправилась к остальной амуниции в сумку-вьюк. Больше вещей не было. Остальное необходимое для экспедиции доставили на субмарину; частью — служба тылового обеспечения, частью — бранденбуржцы.
До порта шли пешком. От поездки на автомобиле Вальтера Наставник отказался — в ближайшие недели возможности пройтись по твердой земле не предвиделось.
После проверки документов на территорию порта пропустили только Наставника. Штандартенфюреру вежливо отказали, объяснив, что два часа назад введен усиленный режим охраны, и для посещения пирса требуется особое разрешение. Вальтер удивился, но настаивать не стал. Он передал Наставнику штурмовой рюкзак, который сам нес от гостиницы. Сразу же за шлагбаумом, в трех сотнях метров начиналась Кильская бухта, хмурая и тревожная в багровых лучах заката.
Наставник положил ему руку на плечо и глухо произнес, пряча лицо в воротник:
— Чем ближе цель, тем выше плата. Контейнер примешь завтра, в обычном месте. Прощай.
Краус смотрел в спину неспешно идущего десантника. Он совершенно преобразился перед выходом из гостиницы, и Краус не уставал удивляться этой артистической способности. Нелепая интеллигентская замшевая куртка с нашитыми на локти кожаными заплатами скрыла могучий торс; Наставник словно сгорбился, съежился и постарел. Стремительная легкая поступь хищника исчезла, уступив место странной
