Экономическом форуме в Санкт-Петербурге, собравшем большое число участников, недавно отправленный в отставку с поста министра экономического развития и торговли Герман Греф открыто оспорил точку зрения первого вице-премьера Сергея Иванова, считавшегося тогда наиболее вероятным преемником Путина, о том, что главную роль в строительстве инновационной экономики в стране должны играть контролируемые государством предприятия. В сценарии, разработанном самим Грефом — его министерство составило проект «Концепции социально-экономического развития России до 2020 г.» — отмечалось, что ключевую роль с точки зрения будущей конкурентоспособности страны играют конституционные права, частная инициатива и защищенные законом экономические свободы.
Наконец, и это самое важное, молодое поколение россиян, которое в течение ближайшего десятилетия придет на смену ветеранам советского КГБ, отличается высоким уровнем образованием, и, напрямую или опосредованно, знакомо с западным образом жизни. По сравнению со старшим поколением молодые куда позитивнее относятся к демократии. Так, по данным российского филиала Организации Гэллапа, 71 % россиян моложе 30 лет считают демократию наилучшей политической системой; в то же время эту точку зрения разделяет лишь половина людей старше 50.
Каковы бы ни были сегодня политические взгляды российской элиты, уже вскоре контакты с Западом неизбежно возымеют политический эффект, способствуя пересмотру ее мировоззрения. Подобный пересмотр имеет важнейшее значение для будущего России. О здравом смысле россиян свидетельствует хотя бы тот факт, что 80 % граждан страны сомневается, что она управляется в соответствии с волей народа. Как отмечает российский политолог Лилия Шевцова, «основополагающая проблема России связана не с ее гражданами, а с ее правящим классом. И здесь мы сталкиваемся со следующей особенностью развития России: правящий класс в нашей стране куда менее прогрессивен, чем народ… Людям никогда не предлагалась убедительная либерально-демократическая альтернатива». И то, что ее не предложил Путин, было как его осознанным выбором, так и серьезнейшей ошибкой.
Таким образом, из разочаровывающего опыта взаимодействия с Путиным Запад должен извлечь главный урок: более продуктивного результата можно добиться, не обхаживая наперебой кремлевского лидера, не теша его самолюбие, а скоординированными усилиями создавая для России убедительный геополитический контекст. Внешние условия следует сознательно формировать таким образом, чтобы будущие кремлевские лидеры пришли к выводу: демократия и сближение с Западом соответствуют как интересам России, так и их собственным.
К счастью, поскольку российских граждан уже невозможно изолировать от внешнего мира, возникает все больше шансов, что народ сделает этот вывод еще раньше, чем Кремль.
Часть 2
Перспективы США в XXI веке
Американская империя как эксперимент
Современная Америка представляет собой «демократическую» империю, ибо она стремится искусственным путем к усилению своей позиции не только в североамериканском регионе, но и во всем мире. Такой характер нынешних Соединенных Штатов Америки вытекает из эмпирического факта насыщенности мира гиперстрессовыми, переуплотненными равными производителями, что чревато катастрофами как естественными регуляторами любого перенапряжения. «Неожиданно создаются союзы государств: североамериканских, западноевропейских, восточноевропейских (некие новые „демократические“ империи), внутри которых торговля товарами, услугами, технологиями свободна, а ограничения… возникают уже между союзами» (Сохань Л. В., Сохань И. П. Новые «демократические» империи // Социс. 1997. № 2. С. 67).
Ключевыми моментами в такого рода новых «демократических» империях, представляющих собой прежде всего экономические союзы, являются, во-первых, компактность, когда страны принадлежат к одному региону (это облегчает охрану границ и дает экономию на расходах по транспортировке сырья и товаров), во-вторых, наличие менее развитых стран относительно ядра объединения (они выступают резервуаром низкоквалифицированной рабочей силы и потребительским рынком для товаров). Именно слабые страны по отношению к ядру союза играют роль аналога колоний прошлых империй типа Британской.
Следует также не забывать, что Америка представляла собой империю и в старом, политическом понимании этого термина, обозначающего такие государства, как Британия, Франция, Испания, Португалия, Россия, Германия и др. Изданный в начале XX столетия «Малый энциклопедический словарь Брокгауза — Ефрона» поясняет термин «империализм» следующим образом: «В последнее время термин империализм обозначает в Англии, в Соединенных Штатах, также в Германии стремление к расширению колониальных владений, укреплению связи метрополии с колониями и к усилению своего политического влияния в международных отношениях. Империалистическая политика есть следствие искания промышленной буржуазией новых обширных рынков, правительственных заказов на сооружение в новых колониях железных дорог и т. п.» (Малый энциклопедический словарь. Репринтное воспроизведение издания Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон. М., 1832–1833. Т. 2. С. 83). Во всяком случае, несомненно одно — возникшие свыше 200 лет назад Соединенные Штаты Америки с течением времени превратились в имперское образование, принципиально не отличающееся от других, классических империй.
Принимая во внимание все это, можно утверждать, что подчеркиваемая американским историком А. М. Шлезингером борьба в общественном сознании Америки традиции (Америка имеет начало и конец) и контртрадиции (Америка — избранная страна, Израиль нашего времени) (См. Шлезингер А. М. Циклы американской истории. М., 1992. Гл. 1), решается в пользу исключительности, мессианства Американской империи. Необходимо иметь в виду то обстоятельство, что отцы-основатели Соединенных Штатов Америки ориентировались на опыт Римской империи при построении государства.
«Античный опыт, — отмечает А. М. Шлезингер, — не давал покоя воображению федералистов. Поэма Роберта Фроста, где воспевается „слава очередного века Августа… золотой век поэзии и власти“, получила бы более широкое понимание на вступление в должность Джорджа Вашингтона, а не Джона Кеннеди. Отцы-основатели затеяли необыкновенное предприятие, имя которому — республика. Чтобы ориентироваться в этом полном опасностей путешествии, они вглядывались сквозь толщу времен в опыт Греции и особенно Рима, который они считали благороднейшим достижением свободных людей, стремившихся к самоуправлению. „Римская республика, — писал Александр Гамильтон в „Федералисте“, — достигла высочайших вершин человеческого величия“. Пребывая в данном убеждении, первое поколение граждан американской республики назвало верхнюю палату своего законодательного органа сенатом; поставило под величайшим политическим трудом своего времени подпись „Публий“; изваяло своих героев в тогах; назвало новые населенные пункты Римом и Афинами, Утикой, Итакой и Сиракузами; организовало общество „Цинциннати“ и посадило молодежь за изучение латинских текстов…
Данная параллель обладала убедительностью. Альфред Норт Уайтхэд позднее сказал, что век Августа и составление американской Конституции были теми двумя случаями, „когда народ у власти свершил то, что требовалось, настолько хорошо, насколько возможно это представить“. В этом заключалось также и предостережение, поскольку величие, воплощенное в Риме, обернулось бесславным концом. Могли ли Соединенные Штаты Америки надеяться на лучшее?» (Шлезингер А. М. Указ. соч. С. 17–18).
Интересно отметить, что прообраз «демократического общества» обнаруживается в ветхозаветном Израиле. В последнем теократия как политический строй считалась нормальной и соответствующей не только законам человеческой справедливости, но и законам небесным. Это такая форма правления, при которой Бог властвует над народом через посредство своих медиумов — пророков и судей в качестве первосвященников, а не земных царей. «Древний Израиль потому и относился недоверчиво к монархии,
