Ничем от прочих братьев Виктор, пожалуй, не отличался, разве тем только, что все ему, младшему, давалось в жизни легче, он сумел даже достичь кое-каких высот в спорте. Легкость, беззаботность, отсутствие всяких обязанностей выработали в нем потребительское отношение к жизни. Кроме прыжков в высоту и западной легкой музыки, интересов у Виктора не было, а уж достойных целей – и тем более: понятия эти были для него слишком громки и абстрактны. Жизнь без цели и без всяких обязанностей не могла оставаться чистой.
«Я не преступника растила. Его вовлекли...– пишет Вера Ивановна.– И его обманули: он думал только усыпить кассира выстрелом и все».
Мать понять можно. Но кроме матери еще 105 граждан подмосковной Апрелевки направили в Президиум Верховного Совета РСФСР ходатайство о помиловании. Те же доводы: молодого парня вовлекли, жаль и его, и мать.
Насчет вовлекли: на двадцать первом году жизни человек должен сам отвечать за свои поступки.
Что касается жалости – не самое это плохое качество в человеке. Непредосудительное, скажем так. Но жалость к убийце – разве не оборачивается она жестокостью к жертве?
Власов, матерый преступник, не зря остановил свой выбор именно на Петракове. Он узнал, что молодой парень занимается спекуляцией грампластинками. Как-то в ГУМе Петраков отнял пластинки у таких же, как он, спекулянтов и кинулся к выходу. Милиция задержала его и направила затем в «Аэропроект» соответствующее уведомление. Петраков бумагу эту перехватил и сам же, подделав подпись начальника, отправил в милицию ответ: «Обсудили... меры приняты».
Власов, узнав об этом случае, пожурил подчиненного за то, что мелочится. Денежные интересы их в итоге совпали. Короче говоря, не Власов его нашел и «обработал», а, скорее, они нашли друг друга. Характерно, что когда из-за болезни Власова план ограбления кассы был отодвинут, Петраков первым поинтересовался у выздоровевшего начальника: «Когда?»
А насчет того, что «не знал, хотел усыпить», то Петраков сам, лично испытывал оружие, и, как записано в следственном протоколе, «оружие ему понравилось».
«Сын пришел с повинной сам»,– пишет Вера Ивановна.
И это не так.
На путях отступления преступников, хочу заранее это подчеркнуть, оказались самые разные люди, и ни один из них не струсил, даже не растерялся – ни один.
Услышав крик Павловой, двое – доцент института Жилинский и аспирант Абдрахманов – кинулись в погоню за высоким спортивным парнем, но скоро потеряли его (они думали – вора, а на самом деле – убийцу) из виду. В дверях столовой Петраков случайно с кем-то столкнулся. Через кухню выскочил во двор, сел в кабину буксовавшего в снегу «газика», попросил шофера подвезти, потом, заметив преследователей, начал лихорадочно помогать рабочим вытаскивать машину, а когда работа была окончена, отвлекая внимание все тех же преследователей, повторил громко вслед за бригадиром: «Да, ребята, хватит, пошли!» А возвращаться-то пришлось в институт, здесь его и поймали – Юрий Колосков, молодой преподаватель, и Дмитрий Иванов, начальник отдела охраны труда.
Оперативно действовали институтские дружинники: командир Владимир Бабаевский, начальник штаба Анатолий Кирик (оба – начальники смен вычислительной лаборатории). В первые же секунды были перекрыты все ходы и выходы, больше часа безуспешно искал Петраков пути к бегству.
Власов меж тем, не найди также выхода, перемахнул через институтский забор и тут же был остановлен двумя работниками милиции Провоториным и Щербининым. Первый направился дальше, в институт, а Щербинин повел преступника. Конечно, милиционеры допустили просчет: не обыскали. Преступник неожиданно выхватил оружие и, крикнув: «Прощайся с жизнью», выстрелил. Немного-таки уклонился Щербинин, пуля прошла в бедро. Раненый милиционер схватил бандита, и, борясь, не отпуская его, крикнул прохожим: «Помогите! Я из уголовного розыска!» Трое людей, шедших каждый своей дорогой, кинулись на помощь – А. Мордвинцев, П. Рожко. В. Гречко. Власова обезоружили и доставили в милицию.
В трудные минуты, повторюсь, не спасовал никто.
Я спросил Павла Яковлевича Крайнего, он председательствовал в судебных заседаниях, хорошо изучил обоих преступников:
– Если бы в ту минуту, когда Петраков выскочил из кассы, путь ему преградил кто-то...
– Он бы выстрелил не задумываясь.
Этим «кем-то» мог оказаться любой из тех ста пяти жителей Апрелевки.
Что мы обычно знаем о кассирах? Почти ничего. Регулярно, каждый месяц встречаемся с ними и даже двумя словами не обмолвимся. Такая должность – даже не улыбнешься на работе.
Но Антонину Семеновну Павлову знали в институте хорошо. Общительная была, жизнерадостней, спеть, сплясать на вечере – она. Туристских поездок почти не пропускала. А еще – добрая была, отзывчивая. Как-то показали ей девочку в институте, из деревни приехала, из большой семьи, одета скромненько, всех сторонится. Антонина Семеновна ее пригрела, та и жила у нее некоторое время.
А кассиром она была полтора десятка лет безупречным. Много, много хорошего узнал я о скромной труженице, кассире Павловой. И Таня, дочь, в этом смысле помогла. Но она, конечно, не о кассире Рассказывала, о маме.
– Я не удивилась, что она так поступила. Как-то в подъезде ее хулиган остановил, сумочку потребовал, она ему: «Пошел прочь!» И двинулась дальше, даже не оглянулась. Мама на работе строгая была, когда у нее деньги – она даже мне дверь не открывала. А в этот раз так вышло... Она ведь деньги-то в этот день в банке не получила... Были там мелкие, немного. Как мама погибла, так тут же и папа умер, и дедушка – мама у него единственной дочерью была.
Таня боялась идти на суд, боялась увидеть Петракова. И в первую же минуту там, на суде, взгляды их встретились. Петраков смотрел на Таню, и в пустых глазах его она не увидела ничего – ни страха, ни раскаяния.
Он не понял,
Надо сказать, что многоопытный Власов в первые дни судебного следствия был обеспокоен и замкнут, а к концу спокоен и красноречив: не он убивал, не он.
– Прошу понять мои чувства,– говорила на суде Вера Ивановна Петракова,– сын для меня – самый родной человек... И я одна у него. Для него дороже матери нет ничего на свете...
Потерпевший Щербинин взял за руку потерпевшую Таню:
– Ты эти слова запомни, Танюша, и повтори их. Так и скажи: дороже матери нет ничего...
Подошло к концу повествование. Щербинин, пролежав три месяца в больнице, по-прежнему несет службу. Он награжден орденом Красной Звезды. Вручены медали «За отличную службу по охране общественного порядка» Колоскову и Иванову. Ценные подарки, благодарности МВД СССР получили все, кто помогал обезвредить преступников.
Один только человек остался в стороне, как бы в тени. Кассир Антонина Семеновна Павлова. Руководители института вначале хотели ходатайствовать о награде ей, и она в списках отличившихся намечалась первой. Но потом передумали. Почему? В парткоме института сослались на указание милиции: дескать, столько нарушений допустили. Чье конкретно указание, да и было ли вообще оно, выяснить не удалось. Так или иначе, а в окончательной редакции фамилию кассира решили в ходатайстве не упоминать.
Что еще добавить. Изменены здесь две фамилии – преступников. У Власова остались трое несовершеннолетних детей. У Петракова – мать, жена, братья. И дочь, которую он так и не увидел.
1978 г.
