Я снова широко раскрыл глаза.
— Вам кажется это невероятным? — спросил Роша, видя мое изумление.
— Откровенно сознаюсь — да.
— Видите ли, в чем дело: изучение в области гипноза дало обитателям Марса возможность делать та, что, усыпляя двух каких-либо субъектов, они заставляют их, при помощи внушения, поменяться на время своими “я”, и это делается так же легко, как мы меняемся, например, иногда своей одеждой.
— Но, помилуйте! Неужели же это мыслимо! — воскликнул я.
— Оказывается, что не только мыслимо, но нет ничего проще. Наша наука пока констатировала только, что загипнотизированному можно, по произволу, внушать какие угодно идеи: обыкновенному мирному гражданину можно внушить, например, что он — солдат, действующий на войне, и он тотчас же примет военную осанку и будет воображать себя на театре военных действий; внушите храброму, что он трус и что ему угрожает опасность, и лицо его исказится от страха, и он будет унижаться и пресмыкаться; трусу внушите, что он храбрец и герой, — и он сейчас же примет горделивую позу и станет вести себя с видом, полным достоинства; словом, из загипнотизированного можно делать все, что угодно. Замечено также, что при некоторых болезнях воли одно и то же лицо может жить иногда двойной жизнью: в один период оно сознает себя одним человеком, наступает другой — и это лицо совершенно позабывает о своем прежнем “я” и начинает жить, как совершенно новый человек, ничего общего не имевший с прежним, пока опять не наступит время и больной не позабудет свое второе “я” и не начнет жить жизнью своего первого “я”; причем, за исключением этой забывчивости о предыдущем периоде своей жизни, все умственные способности у таких субъектов работают, по-видимому, вполне нормально. Вы, конечно, слыхали о подобных явлениях?
— Положим, слыхал, — сказал я. — Но, все-таки, отсюда до переселения души из одного человека в другого еще очень далеко.
— Далеко кажется только потому, что мы не исследовали, как должно, душевные явления и для нас много в них загадочного и непонятного А между тем человечество давно уже имеет с ними дело, и вера индусов в переселение душ уж вовсе не так бессмысленна, как это нам кажется, — она имеет много реальных оснований… Впрочем, зачем нам углубляться в эти рассуждения? Вот же вам факт налицо: я сам несколько раз переселялся в тело марсианина.
— Но каким образом вы это делали, если только вы действительно не шутите?
— Делается это так. Астроном на Марсе, с которым я веду постоянные сношения, предлагает кому- либо из своих близких совершить экскурсию на нашу Землю и, получив его согласие, сообщает об этом мне. Тогда я сажусь возле акустической трубы и начинаю смотреть неподвижно на какой-либо блестящий предмет до тех пор, пока не почувствую дремоту. Тогда мой приятель на Марсе внушительным тоном приказывает мне заснуть и затем делает дальнейшие внушения о том, чтобы я перестал считать себя обитателем Земли, а вообразил бы, что я обитатель Марса, — именно тот, с которым я хочу поменяться своим “я”. В то же время усыпляется и марсианин, изъявивший свое согласие на перемену со мною своим “я”, и ему тоже делаются соответствующие внушения. И вот, по пробуждении, мы меняемся на время ролями: он делается Франсуа Роша, обитателем Земли, я становлюсь марсианином; он путешествует по Земле в моем теле, я в его — по Марсу. Не правда ли, это очень просто?
— Может быть, оно и действительно просто, но только все это для меня так ново и неожиданно, что мне все представляется, уж не в бреду ли я нахожусь, или не во сне ли все это вижу?
Роша засмеялся.
— Не сон это, батенька мой, не сон! Все это сущая правда и действительность! Так что, если вы хотите, повторяю, я могу вам самому устроить это путешествие на планету Марс. Там вы действительно увидите такие диковинки, что и во сне не приснятся.
— И долго мое пребывание на Марсе будет продолжаться?
— Это уж от вас самого будет зависеть. Сколько времени вы можете оставаться у меня здесь?
— Спешить мне решительно некуда. Я могу остаться здесь и неделю, и месяц, и даже более.
— Ну вот и отлично. Только знаете, уговор прежде всего. Дело в том, что, пока вы будете щеголять на Марсе в образе и подобии одного из его обитателей, последний, в свою очередь, будет путешествовать по Земле в вашем теле и под вашим именем. Я не хочу вам портить первого вашего, впечатления от встречи с этими существами; вы их сами скоро увидите. Только, молодой человек, боюсь я за вас: как бы вы у меня не влюбились в какую-нибудь марсианочку и не вздумали остаться там навсегда. Хе, хе, хе! — лукаво подмигивая, засмеялся старый Роша.
— Когда же такое путешествие может состояться? — спросил я.
— Ого, какое нетерпение! Только не сегодня, так как теперь уже время спать. А завтра поутру можете отправляться с богом в путь!
Нужно ли говорить, что эту ночь я спал не совсем спокойно? Завтра я буду в ином мире, на другой планете, среди обитателей Марса! Завтра я увижу то, чего никто из людей, за исключением доктора Роша, не только не видал, но о чем не имеют даже ни малейшего представления! Завтра мое “я” переселится в тело другого существа! Что меня ожидает на Марсе? Какое будет мое новое тело? Буду ли я старым или молодым? Красивым или безобразным? Без сомнения, я буду красивым, — думалось мне, — потому что высшие существа не могут быть некрасивыми; во всяком случае, они должны быть красивее людей.
Затем мои мысли обращались к Земле. Я знал, что оставляю ее ненадолго, но мне все-таки как-то жутко было с ней расставаться. Что, если с тем, кто будет без меня владеть моим телом, случится какое- либо несчастье? Разве не может произойти, например, крушения поезда, когда он будет путешествовать, или что-нибудь в этом роде, и он погибнет? Ведь я тогда должен буду навсегда остаться на Марсе в шкуре чуждого мне обитателя этой планеты? Я должен буду навсегда расстаться с тем, что здесь составляло весь смысл моего существования, и окунуться в новую жизнь, с новыми интересами, требованиями и задачами? Какова будет эта новая жизнь? Будет ли она меня удовлетворять, или я вечно осужден буду томиться тоской по далекой и невозвратно мною потерянной дорогой Земле? Впрочем, кто знает, — может быть, жизнь среди марсиан окажется более интересной и завлекательной, чем среди людей, и я нисколько не буду жалеть о невозможности когда либо снова возвратиться на Землю… Однако было одно обстоятельство, крепкими нитями привязывавшее меня в то время к Земле. Дело в том, что я тогда был влюбленным только в первый раз, на заре своей юности. Это была чистая, чуждая всяких чувственных и эгоистических побуждений, любовь. Не желание обладать любимой особой руководило моей страстью, — об этом я никогда не думал; мною руководила жажда преклонения пред избранницей своего сердца, потребность благоговейного уважения к тем совершенствам, которыми, как мне казалось, она обладала. Для меня на всем Земном шаре не существовало тогда другой девушки, более ее совершенной. Она воплощала в себе тот идеал, о котором, смутно мечтает всякий во дни своей юности. Я знал за собою много недостатков, и счастье соединить свою судьбу с ее судьбою мне казалось настолько огромным, что я боялся даже думать об этом, считая себя ее недостойным. Но в то же время я чувствовал, что если бы только она согласилась быть моей путеводной звездой, моей совестью, моим верным другом на всю жизнь, то я был бы способен совершенно переродиться, сделаться совершенно иным — тем, чем она ни пожелала бы. <…>
И вот теперь я мучился над тем, должен ли я подвергать себя риску расстаться с нею, быть может, навсегда, и таким образом никогда не услышать от нее магического слова “люблю”? Долго я колебался над тем, быть или не быть, и только под утро решил окончательно, что, в сущности, ничего опасного в моем предприятии нет и я скоро возвращусь здрав и невредим, тем более, что доктор Роша не один уже раз совершенно безнаказанно делал подобное же путешествие.
И вот, вставши поутру и позавтракав, мы вместе с Роша поднялись в его обсерваторию.
— Ну-с, господин Пакс, — сказал доктор, открыв крышку акустической трубы и обращаясь к невидимому собеседнику, — мы готовы. Надеюсь, что вы там все видели и слышали, что у нас здесь происходило. Если есть у вас кто-нибудь, желающий побывать на нашей планете, то можете воспользоваться случаем.
— Благодарю вас, господин Роша, — послышался ответ. — Мой сын Экспериментус со вчерашнего вечера не выходит из моей обсерватории, сгорая желанием побывать у вас в гостях. Приготовляйтесь, за нами дело не станет.
По указанию доктора, я сел в кресло подле акустической трубы и неподвижно уставился глазами в
