испепеляет, то ли обращает в камень. А каждое полнолуние над болотом летает исполинская летающая тарелка, которую может узреть лишь тот, кто безгрешен либо только что исповедовался. А особо святой человек, вроде юродивого Дэйви из села Бэкхема, может даже разглядеть ведьм, следующих за означенной нечестивой тарелкой на волшебных помелах и крылатых свиньях подобно тому, как дворянская свита следует за королем или ярлом. А святой отец Бенедикт Котентинский однажды сражался на этом болоте с самим дьяволом и поимел с того боя некий трофей, не то посох, не то кадило, никто толком не знает, а сам святой отец не говорит ибо скромный.
В центре Гримпенского болота есть небольшой остров, на котором ночи ведьмы и черти творят свои колдовские шабаши в соответствии со своим нечестивым расписанием. В положенные ночи руины языческих капищ, тут и там торчащие на том острове, богопротивным образом восстанавливают целостность, и творятся на алтарях зловещие обряды, и льется жертвенная кровь, и творятся ужасы, о коих доброму христианину и помыслить-то страшно, не то что вслух произнести. Ведет к тому острову единственная тропа, узкая и прямая, как полет стрелы. Все знают, что тропа эта была поднята из непролазных топей дьявольской силой. Говорят, где-то еще есть вторая тропа, тайная, она поднимается из топей особым заклинанием и другим заклинанием опускается обратно в топи. Говорят, что когда Бенедикт Конентинский сражался с дьяволом и победил, тот избег возмездия, скрывшись этой самой тайной тропой.
Деморализованные остатки армии Локлиров собрались у края болота, у начала тропы, не той, которая тайная, а той, которая прямая. Благородные властители держали совет, а безродные кнехты ждали решения, и по ним было видно, что если решение окажется кнехтам не по душе, то армия разбредется кто куда, ибо добродетель лояльности они на гульфике вертели. В самом деле, какая, в жопу, добродетель лояльности, когда эти блядские лучники с бесконечным запасом стрел вот-вот всех перестреляют к чертям, как куропаток на охоте!
Барон Эйри так и сказал:
— Выбор перед нами стоит такой: либо лишиться малой доли чести, капитулировав перед превосходящим противником, либо лишиться жизни и бессмертной души в богопротивном болоте, из коего нет выхода!
Юный Мелвин Локлир выслушал эти слова, нахмурился и ответил так:
— Ты ошибся, почтенный барон, притом дважды. Во-первых, выбор стоит не перед тобой, а передо мной, ибо старший по родословию здесь я, второй — мой брат Робин, а ты всего лишь третий. А во-вторых, никакого блядского паникерства я здесь не потерплю. Я преклоню колени и помолюсь, и пусть каждый, в чьих жилах течет благородная кровь, а не ослиная моча, молится вместе со мной! Ибо не оставит господь уповающих и посрамлену быть князю тьмы отныне и вовеки веков! На колени, братья!
Барон Эйри восхищенно покачал головой и пробормотал себе под нос:
— Вот, блядь, дает пацаненок!
Братья Локлиры были весьма выдающимися личностями, несмотря на свой юный возраст. Восемнадцатилетний Мелвин был высок, белокур и красив лицом, но не слишком красив телом, ибо излишне упитан. Мечом Мелвин владел посредственно, но лучником был превосходным и стал бы первым лучником королевства, не будь столь высокорожденному рыцарю западло принимать участие в соревнованиях смердов. Также Мелвин прекрасно метал ножи, и на этом перечень его благородных умений исчерпывался.
По характеру Мелвин был тверд, целеустремлен и невозмутим — редкостный набор качеств для восемнадцатилетнего рыцаря. Говорят, что никто не видел виконта Мелвина в неудержимом гневе либо любом другом сильном чувстве. Отец Бенедикт одно время учил Мелвина закону божьему, но затем перестал, мотивировав свое решение так:
— Осмелюсь указать вашему высочеству, что ваш благородный сын в настоящее время бесстрастен и благочестив в меру. Но дальнейшее его обучение приведет к тому, что сии качества станут выражены неумеренно, что недопустимо.
Сэр Кларк выслушал эти слова, какое-то время уяснял смысл произнесенного, а когда уяснил, изрек следующее:
— Вы правы, святой отец, ученый хер в моей семье неуместен. Одобряю ваше решение, учите-ка вы лучше Робина.
Робин Локлир, младший сын почтенного ярла, был совсем непохож на свого старшего брата — низкорослый, черноволосый, ловкий и быстрый, как мифическая пантера, возбудимый, как хорек, и не знающий меры ни в гневе, ни в любви. В свои шестнадцать лет Робин Локлир трижды переболел триппером и еще трижды господь уберегал его от более серьезных увечий. В первый раз господь его уберег, когда он навернулся с сорокафутового дерева, на которое сдуру забрался, сам слезть не смог, а просить помощи постеснялся. Второй раз — когда копыто боевого коня ободрало ему кожу на лбу. Третий раз — когда он нырнул в незнакомом месте, а потом в том же месте нырнул оруженосец и насмерть расшиб голову об корягу. Потом кнехты облазили злополучную корягу со всех сторон, и стало ясно, что юный виконт умудрился избегнуть злополучной гибели ничем иным, как божьим чудом.
Среди привилегированных слуг и дворянской молодежи ходил слух, что истинным отцом Робина является не сэр Кларк Локлир, а то ли неведомый любовник, то ли сам Сатана. Дескать, не от родовой горячки померла леди Хитер, упокой господь ее душу, совсем не от родовой горячки. Но этот слух считался клеветническим, и всерьез его воспринимают только самые дремучие смерды, да еще некоторые юродивые. Помнится, сэр Кларк одного такого однажды повесил как раз за этот самый слух. Или не повесил, а четвертовал… да кому какое дело!
Но достаточно пересказывать предания глубокой старины, вернемся к текущему моменту, тем более что молебен закончился, рыцари и кнехты отряхивают запачканные колени, кряхтят, хмыкают, бросают украдкой испытующие взгляды друг на друга… что-то будет…
Робин Локлир подошел к старшему брату, встал напротив, упер левую руку в бок, правую положил на эфес меча, гордо выпрямился и сказал:
— Ну что, брат, покажем злоебучим коммунарам, какого цвета у них кишки?
Здесь следует пояснить, что зловредный узурпатор Роберт в некоторых своих указах называл насаждаемый им стиль правления эзотерическим словом «коммунизм», а своих последователей — коммунарами, при этом сами коммунары считали это прозвище хвалебным, а их противники — позорным.
Мелвин отрицательно покачал головой и сказал ровным и бесстрастным голосом:
— Нет, брат, господь повелел мне иное. Мы войдем по тропе в сердце болот, и положимся на волю провидения. Господь открыл мне, что не оставит нас в беде.
Свое мнение о божьей воле Робин выразил в столь циничной и богохульной форме, что перекосило даже привыкших ко всему баронов. Сэр Макфаул украдкой перекрестился, Робин заметил этот жест и передразнил его. Но во всеуслышание ничего говорить не стал, пощадил честь вассала.
— Господь нас не оставит! — провозгласил Мелвин. — А кто со мной не согласен, пусть валит к дьяволу!
С этими словами Мелвин решительно зашагал по тропе, ведущей в проклятое место. Некоторое время он шагал один, затем Робин закричал:
— Погоди, брат! Я верю в бога и в тебя! Я с тобой!
И устремился следом.
Позже, когда они добрались до острова, и барон Эйри построил кнехтов и рассчитал по порядку, маловеров насчиталось много больше, чем тех, кто нашел в себе силы хранить добродетель лояльности до конца. Даже из рыцарей дезертировали почти все, осталось всего-то четырнадцать человек, не считая братьев-предводителей. Шестнадцать рыцарей и пятьдесят с чем-то кнехтов — рожки да ножки остались от великой армии! Воистину богомерзкий Плант служит дьяволу!
Когда стало ясно, что все отставшие подтянулись и новых не будет, Мелвин приказал рыть поперек тропы траншею.
— Какого хера? — изумился Робин. — Ты что, брат, без баб совсем одурел?
Тогда Мелвин построил воинов и рассказал перед строем сагу про короля Леонида и триста греческих викингов. Кнехты воодушевились и принялись рыть траншею, а рыцари занялись обустройством лагеря. А
