Так вот, из одиннадцати человек, присутствовавших на совете сэра Роберта, благородным происхождением могли похвастать только шестеро, включая самого сэра Роберта. Четверо означенных благородных еще вчера сражались на стороне богопротивных Кларксонов, а вассальную присягу истинному ярлу принесли менее четырех часов тому назад. Барон Хеллкэт и барон Тандерболт, ставшие первыми жертвами военной кампании ярла Роберта, посматривали на коллег свысока — их собственные дружины были разгромлены новым повелителем настолько молниеносно, что можно считать, что войны как бы не было, а раз не было проигранной войны, так не было и урона дворянской чести. А у этих неудачников урон был.
Простолюдинская часть совета была представлена следующим образом. Проконсулы Баджер и Симпсон представляли город Хаддерсфилд, проконсулы Смит и Карпентер — город Шербург, а одноглазый Сильвер, служивший в молодости квартирмейстером на пиратском корабле, осуществлял, как выражался сам сэр Роберт, «текущее низкоуровневое руководство войсками». Что такое «низкоуровневое» и как руководство может течь, никто не понимал, но переспрашивать сэра Роберта стеснялись. Потому что он хоть и говорил странные вещи и вершил странные дела, но в конечном счете удача всегда была на его стороне, а в таких случаях лучше не спугивать удачу неуместным любопытством. Многие полагали, что сэру Роберту дает советы какой-то святой, а может, и сам господь, хотя последнее маловероятно.
Если бы армию возглавлял не богоугодный ярл Роберт, а любой другой воитель, никакого совета в таком составе не получилось бы. Высокомерные и обидчивые бароны не просидели бы в компании проконсулов более пять минут, а потом нашли бы повод и порубили бы вонючих смердов в капусту. А Сильвер, скорее всего, примкнул бы к баронам, он такой человек, что всегда примыкает к той стороне, на которой сила. Вот сейчас к сэру Роберту примкнул.
Все военные советы в армии ярла Роберта проходили одинаково. Повелитель излагал свой замысел, затем предлагал соратникам высказывать соображения. Соображения членов совета обычно были примерно такими: «Ни хера не выйдет, это же пиздец, я на это не подписываюсь!» Почтенный ярл смиренно выслушивал сомнения соратников, затем начинал разъяснять, почему они неправы, а он прав. Обычно его разъяснений никто не понимал, но признаваться в этом было неудобно, потому что сэр Роберт обижался, что его не понимают, и принимался разъяснять свои замыслы еще более путано, и совет все затягивался и затягивался, а понятнее не становилось. На прошлом совете, когда обсуждался план решающего сражения, барон Хеллкэт в этот момент ляпнул следующее:
— Ваше высочество, чего мы тут дурью маемся, давайте лучше вы нас благословите, и мы разойдемся исполнять!
На барона сразу зашикали, и он вскоре понял, почему. Потому что сэр Роберт сильно расстроился, стал топать ногами и вопить, что, дескать, единоначалие — дело хорошее, но важные решения следует принимать коллегиально, ибо никто не застрахован от ошибок, вон, конь о четырех ногах и то спотыкается, истинная власть — всегда власть народа, а всякий правитель есть не более чем представитель, облеченный доверием… В конечном итоге сэр Роберт оборвал речь на полуслове, распустил совет, удалился в печали в свой шатер и там полночи сражался с воображаемыми демонами.
Но сегодняшний совет был особым. Сегодня почтенный ярл озвучил настолько безумный замысел, что соратники уперлись намертво. Это ж надо было придумать — штурмовать Гримпенское болото! Да там одних кикимор и вурдалаков на десять армий хватит! А что Кларксоны туда поперлись, так это от безнадежности и благородного желания поиметь красивую сагу о собственной смерти. Да только хер им, а не сагу! Не штурмовать болото надо, а блокировать, и пусть этих отморозков кикиморы пожрут вкупе с вурдалаками! Поставить заслон, и зашибись! Еще можно разведгруппу отправить в нутро, если найдутся лихие головы, что сомнительно.
Однако сэр Роберт упорно не желал внимать доводам разума. Сколько ни твердили ему про кикимор, вурдалаков и ведьмины огни, никак не мог он уразуметь, что чертово болото смертельно опасно, что нельзя туда лезть, душа-то не казенная! Ярл выслушивал взволнованные речи, на его губах блуждала рассеянная улыбка, но он держал себя так, будто ничуть не боится ни кикимор, ни вурдалаков, ни прочей нежити. И когда барон Тандерболт прямо спросил своего сеньора, почему тот ничуть не опасается ведьминых огней, ярл ответил:
— А чего их опасаться? Это такие козявки насекомые, нет в них ничего опасного. Они просто светятся, когда темно.
Тогда барон Хеллкэт набрался мужества и заявил, что ежели благородный сеньор желает вести своих вассалов в проклятые места, так пусть сначала доходчиво разъяснит, что конкретно известно благородному сеньору о сих проклятых местах, раз он ничуть не опасается местной нежити.
— Ах! — воскликнул сэр Роберт. — Да какая там нежить…
И умолк на полуслове, а из выражения лица благородного ярла можно было сделать вывод, что сэр Роберт абсолютно уверен, что болото безопасно (по крайней мере, для него самого), но делиться источником своей уверенности с вассалами он полагает нецелесообразным. В принципе, сеньор в своем праве, но если принять во внимание клеветнические слухи, что сэр Роберт продал душу дьяволу…
Сэр Реджинальд Хеллкэт принял решение.
— Пойду, личинку отложу, — сказал он и направился к расположенной по соседству привлекательной низинке, густо заросшей волчьими ягодами и лопухами.
Однако достигнув лопухов, он не уселся гадить, но пошел дальше, прямо к шатру святого Бенедикта.
Пожалуй, пришло время ненадолго отступить от основной линии повествования и рассказать о святом Бенедикте. Говоря формально, его нельзя называть святым, потому что канонизации подвергаются только лишь те праведники, которые на момент инициации данной процедуры находятся у престола небесного отца, чему имеются оформленные должным образом подтверждения и свидетельства. Другими словами, вначале вопрос о святости того или иного человека решает сам небесный отец, и лишь когда этот вопрос решен в небесной канцелярии положительно, означенный человек получает техническую возможность являться смертным в снах и молитвах, помогать в чаяниях, творить малые чудеса и все остальное по списку. Говоря еще проще, пока ты не помер, святым тебе не быть. А поскольку земное бытие отца Бенедикта пока еще не подошло к своему концу, святым он, строго говоря, не является.
Однако любому здравомыслящему человеку совершенно очевидно, что в отношении отца Бенедикта из Котентина вопрос о признании святости — пустая формальность. Ибо сотворил отец Бенедикт целый ряд чудес, которые по любым критериям под силу только святому. Во-первых, сразился с дьяволом, выползшем из проклятого Гримпенского болота, победил и обратил в позорное бегство. Второе чудо отца Бенедикта (строго говоря, целый ряд однотипных чудес) заключалось в способности исцелять больных и немощных. Этот дар отец Бенедикт получил от господа как награду за победу над дьяволом, и имел этот дар силу ровно один год, после чего пропал. За тот год отец Бенедикт чудесно исцелил до пятисот больных, в число которых входили страдающие столбняком, антоновым огнем, холерой и вроде даже бешенством. Третье свое чудо отец Бенедикт явил прямо в тронном зале короля Альфреда. Вышло так, что в тот день, когда отец-чудотворец был впервые удостоен августейшей аудиенции, его величество пребывал в запое и балансировал на грани вменяемости. Незадолго до начала аудиенции королю пришло в голову подвергнуть проницательность знаменитого чудотворца суровому испытанию. Альфред приказал своему шуту надеть корону и сесть на трон, а сам нацепил шутовской колпак и уселся на шутовской коврик. После этого отца Бенедикта ввели в зал, и не поклонился великий чудотворец шуту, но присел на корточки рядом с истинным королем и посоветовал ежеутренне употреблять стакан огуречного рассола до исчезновения неприятных симптомов. Его величество был так поражен прозорливостью святого отца, что аж всплакнул. А когда спросил его величество отца Бенедикта, в чем секрет его всезнания, тот смутился и тихо пробурчал себе под нос что-то вроде «господь вразумил». И тогда все поняли, что стали свидетелями чуду.
Года четыре тому назад, когда сэр Роберт был еще простым бароном, подающим надежды, но захудалым, довелось ему случайно повстречать отца Бенедикта в одной придорожной гостинице. Они душевно побеседовали, и под конец беседы Роберт набрался храбрости и попросил отца Бенедикта рассказать на примере того откровения, как конкретно господь снисходит на простого смертного, и что конкретно смертный при этом чувствует. Отец Бенедикт ответил не сразу, сначала он долго и пристально разглядывал молодого дворянина, затем ласково улыбнулся и сказал:
— Видишь ли, Роберт, его величество был тогда сильно пьян и потому соизволил излагать свой
