рациональное объяснение. А пока что на ум ничего не приходит, кроме совершенно очевидного вывода: я болен. Вернее, так: у меня какие-то непонятные проблемы с психикой. И что удивительно, узнал я об этом на двадцать четвертом году жизни, и совершенно случайно, благодаря вот этой нештатной ситуации.
Однако публика считает меня героем, и мне это нравится. Это здорово! Герои — это ведь такие правильные парни, образцовые и добродетельные, и им положены какие-то дополнительные блага и льготы.
И теперь получается, что я просто уже тройной гад. Ибо я все про себя знаю, но при этом радуюсь, что меня никто не раскрыл и люди во мне обманываются. Вот такая девиация.
В половине восьмого меня поволокли к особисту.
Поволокли — это не метафора, а если и преувеличение, то незначительное. Подошли двое в штатском, вызвали меня на крылечко и заявили, что я должен немедленно прибыть куда следует.
Я удивился: могли бы просто позвонить, сам бы пришел.
Они сказали:
— Да ничего, нам это нетрудно, так что мы проводим…
Ну и проводили. Да, у нас теперь вот такая инновация, со вчерашнего дня по полку вольготно разгуливают люди в штатском, всех подряд расспрашивают, а кое-кого и уводят, если потребуется. Этакое настораживающее ретро из предвоенной эпохи. Если кто-то из командования частей читает эти строки, делайте вывод: немедля откажитесь от разнообразных «парадных труб» и «вип-экскурсий». А то в один прекрасный день и у вас будет такое же страшненькое ретро.
У особиста опять гостила парочка каких-то приблудных деятелей — но не вчерашние. Заметил, кстати, что эти камрады любят шляться парочками: и те, что по плацу гуляют, с солдатами беседуют, и те, что в кабинетах сидят и на халяву пьют чужой кофе.
Вчера меня тоже пытали в этом кабинете, однако отнюдь не по делу, а сугубо персонально (и теперь, благодаря сплетням полковой публики, я знаю, чем это вызвано).
Представители следственной группы, оккупировавшие почти все помещения штаба, меня тоже допрашивали — в числе прочих «фигурантов», но там все было закономерно, нудно и предсказуемо.
А вчерашние «гости» особиста назадавали кучу странных вопросов, казалось бы не имеющих к расследованию никакого отношения, на которые пришлось отвечать быстро и без раздумий, поскольку времени на размышления они не давали.
Для неожиданно уволенного особист выглядел вполне бодрым и оптимистичным. Более того, у меня сложилось такое впечатление, что он даже чему-то рад.
— Ты тоже будешь пить мой кофе? — безапелляционно уточнил особист, потрясая банкой «Nescafe Gold». — С моими сливками и моим сахаром?
— Нет, не буду, — успокоил я его. — Я пью только самолично сваренный, из хорошо прожаренных зерен.
— Ты хороший человек, — сделал вывод особист, пряча банку в стол.
— Эстет, однако, — заметил один из гостей — подтянутый властный блондин, которого я про себя окрестил Первым — он вел себя, как будто был здесь главным.
— Ну так это же вполне закономерно… — кивнул другой гость — несколько расхлябанный и на вид вроде бы простоватый товарищ помоложе, которого я тут же обозвал Вторым, ввиду явно подчиненного поведения. — Порода сказывается.
Вот эти, сегодняшние, были очень похожи на вчерашних. Стиль одежды, поведение, манера разговора — все у них было идентично. А еще их объединяло одно общее свойство, характерное, пожалуй, именно для вот этих, кабинетных товарищей в штатском. От них — и от этих, и от вчерашних, за версту несло номенклатурой. Если не совсем понятно, о чем речь, я в двух словах опишу свое впечатление: эти люди представляли реальную Власть, которая может сделать с человеком все что угодно — и чтобы почувствовать это, не надо было читать многотомные инструкции и выслушивать долгие нотации. От них ЭТИМ просто несло, как будто они испускали какие-то волны, отчетливо воспринимаемые и верно интерпретируемые гражданами «низшей» категории — то есть простыми смертными вроде меня.
— Ты в курсе, кем были твои родители? — спросил Первый, слегка морщась — от меня таки пахло луком.
Ну вот, опять! Неплохо было бы иногда встречаться с коллегами и как-то взаимодействовать — вопросники, что ли, составлять, чтобы тупо не спрашивать про одно и то же.
— Эмм…
Если вам интересно, я скажу: отец мой был атташе по культуре в одной из стран Восточной Европы. Мать — простой сотрудницей посольства, там и познакомились, на службе.
— Что такое? — недовольно нахмурился Первый. — Какие-то проблемы?
— Нет, все нормально. Просто…
Просто мои родители погибли много лет назад при весьма странных обстоятельствах (подозреваю, что они так и останутся невыясненными до конца моей жизни), и меня воспитал дядя — брат отца. То есть такие вопросы задавать бестактно: был бы на моем месте не такой бесчувственный чурбан, мог бы, наверное, расплакаться.
— А ты в курсе, чем они занимались на самом деле? — подсластил пилюлю Второй.
— Догадываюсь.
Нет, дядя меня учил отвечать по другому: «служили Родине». Он, кстати, сейчас тоже за «бугром», но по причине преклонного возраста работает уже не на систему, на одну частную фирму с офисом аж в Аргентине. Но я ведь и в самом деле догадываюсь, хоть мне никто из близких ничего и не говорил на эту тему. Я не одну книгу прочел насчет того, чем наши атташе по культуре занимались за рубежом в «свободное от исполнения основных обязанностей время».
— Это хорошо, что ты догадываешься. Значит, ты догадливый, — плоско пошутил Первый. — А я думал, ты скажешь: «Служили Родине»…
— А скажи-ка, догадливый ты наш… — ласково спросил Второй. — Как ты думаешь… случайно все это произошло или здесь какой-то умысел?
— Эмм… — опять замялся я.
— Нет, мы знаем, как все было на самом деле, — внушительно добавил Первый. — Но нас интересует твое мнение как очевидца.
— Как непосредственного участника, — уже привычно добавил Второй. — Ну так что: это была трагическая случайность? Или здесь кроется нечто большее?
Да, вот это интересный вопрос. Еще полчаса назад я был уверен, что это трагическая случайность. Но после знакомства с домыслами и сплетнями у меня возникли некоторые сомнения. Да и вопрос, согласитесь, вполне провокационный. Скажешь сейчас «случайность» — а потом выяснится, что это не так. А потом вдруг еще выяснится, что накануне я беседовал со старшиной и был вполне в курсе ситуации. Ну и начнут таскать за умалчивание или укрывательство — с этих станется.
— Так, ну и какие проблемы? — досадливо поморщился Первый. — Почему не отвечаем?
— Не знаю, — осторожно заявил я.
— Не знаешь, случайность это или нет, или не знаешь, что сказать? — живо уточнил Второй.
— Не знаю, что сказать, — признался я, ловя неодобрительный взгляд особиста. — У меня сомнения…
Ага, понял, надо было выбирать первый вариант. Промазал маленько: захотел показаться честным и преданным — и не получилось.
— Тэ-экс, — словно делая вывод, протянул Первый. — А скажи-ка, любезный, о чем вы там беседовали с Вацетисом накануне покушения?
Ох ты, как же все быстро катится не туда! Уже «любезный» и даже «накануне покушения»?
— А откуда вам…
— Отвечать! — рявкнул Первый, крепко хлопнув ладошкой по столу.
Ай-я-яй… И кто же сдал? Вроде бы рядом никто не терся… У нас там что, какие-то подслушивающие устройства стоят? Если так, то дело плохо: напомнить вам, какую тему, в числе прочего, мы обсуждали с ныне покойным камрадом Вацетисом?!
