– «Вы сказали достаточно... „Отряды будут встречать и сопровождать“, „солдаты должны считать“ – я уверен, что вы излагаете мне слова графа Ферзена. Но вы не хуже меня понимаете, дорогой Казот, что „будут“ и„должны“ – весьма опасные слова в дни революции. Дисциплина давно закончилась, и революционные солдаты радостно не слушаются офицеров-аристократов. К тому же разные скорости... карета старой власти, уверяю вас, будет двигаться медленно. А еще жара – все будут много пить, и потребуется часто останавливаться, чтобы путешественники могли справить естественные надобности. Но что самое ужасное – с Семьей в карете будет ехать тысячелетний этикет: все эти несессеры, еда на серебре, госпожа де Турзель и прочие его плоды... А революция – дама весьма быстрая и подвижная. Граф Ферзен – иностранец, он не до конца понимает, что сейчас у нас происходит. Но вы-то понимаете: слишком много винтиков, которые должны дружно сработать в нынешнем хаосе. А это нереально!»
– «Что вы предлагаете?»
– «Нужен один человек, который будет рядом с Семьей на протяжении всего пути. Он должен быть и храбр, и расторопен, и достаточно сообразителен, и предан, и готов рисковать жизнью, пытаясь справиться со всеми неожиданностями, которые, уверяю вас, будут постоянно возникать в пути. Это может быть только граф Ферзен! Зачем же ему покидать их после того, как они пересядут в большую карету, когда все только начнется? Какая глупость!»
– «Он должен их покинуть. Он не может быть рядом с королевой в долгой дороге... и вы отлично знаете почему. Мы должны щадить чувства короля. Ее Величество это тоже хорошо понимает».
– Здесь ремарка, – сказал Бомарше. – «Бомарше надолго задумался. Наконец он сказал: „Хорошо, тогда у меня есть другая кандидатура“.
– «Так быстро?»
– «Я предполагал ваш ответ, Казот. Вы правы: честь дороже жизни, и король Франции не может быть смешным. Но чтобы ему не стать персонажем кровавой трагедии... короче, есть некий артиллерийский лейтенант, корсиканец, его полк стоит в Балансе. Он совершенно нищ, живет вместе с младшим братом, которому пытается дать образование, так что сам не всегда ест. Его рекомендовал мне в свое время для одной опасной истории с продажей оружия другой корсиканец – мой друг Саличетти, депутат Конвента. И операцию эту лейтенант провел блестяще... Я хочу, чтобы вы его повидали. Я за него ручаюсь».
– «Но если его полк стоит в Балансе...»
– «Я вызвал его. Он прибудет завтра в город и будет ждать вас рано утром».
– «Во сколько?»
– «В четыре».
– «Не понял...»
– «Я тоже вначале не понимал. Оказалось, он спит по три часа в сутки, так что день у него начинается в это время. С четырех утра он читает, пишет, а уже в семь у него начинаются артиллерийские стрельбы на полигоне. Он их не пропускает – считает, что наступает век пушек-»
– «Я готов с ним встретиться. Но надеюсь...»
– «Конечно, знать он ничего не будет, пока вы не решите окончательно. Только не обращайте внимания на его рост. Он щуплый, но при этом необычайной силы. Саличетти рассказывал, что в военном училище он беспощадно лупил самых сильных сверстников, которые издевались над его смешным корсиканским акцентом».
Бомарше помолчал и обратился к графу:
– Вы по-прежнему хотите меня прикончить? Или – узнать все до конца?
– Продолжайте, – сказал Ферзен. И Бомарше продолжил:
– На рассвете Казот подъехал к моему дому. Было четыре пятнадцать, и лейтенант уже ждал его ровно пятнадцать минут. Я в полудреме слушал, как они разговаривали. Явление четвертое: Казот и лейтенант... Фигаро, текст за обоих!
Фигаро начал монотонно читать:
– «Вы что же, вправду никогда не спите, лейтенант? Ремарка: лейтенант только пожал плечами и сказал:
– Вы не находите, что жизнь слишком коротка, чтобы ее просыпать? Три часа на сон – это три часа, выброшенных из жизни. Поверьте, и это – мотовство...
Ремарка: Казот заметил книгу в руках лейтенанта.
– Что вы читаете?
– Кодекс Юстиниана. Я не читаю – учу наизусть.
– Зачем?
– Это мне пригодится.
– Вы хотите... издавать законы?
– Скорее, управлять теми, кто будет их издавать.
Ремарка: добрый Казот был несколько растерян. Но, помолчав, спросил:
– Как вы относитесь к королю?
– Я не могу его понять.
– А именно?
– Как он мог разрешить увезти себя в Париж? Как он мог покориться толпе черни, пришедшей в Версаль?
– Но что он мог поделать?
– Поставить две пушки у ограды и одну напротив центрального балкона. Три выстрела, уверяю, рассеяли бы эту сволочь!
– Но это были женщины! Они пришли просить хлеба!
– Пушки не занимаются определением пола. Пушки стреляют.
– Людовик – добрый король. Он не мог..
– Когда я слышу. «Добрый король», я говорю: «Какое неудачное в стране правление». Но скоро настоящая власть вернется во Францию.
– Вы думаете?
– Уверен. Люди уже устали от свободы. Свобода предполагает личную ответственность. Вы плохо спите, вы говорите себе «Так ли я живу, и почему кто-то живет лучше и преуспел больше?» Совесть, страдание и, главное, ощущение собственной неполноценности... эти итоги свободы мучают. Толи дело, когда король или диктатор отнимает у граждан проклятую свободу и вместе с ней самое тяжкое – бремя выбора, решений. Он выбирает за них. Они имеют право сказать себе «Мы хотели, но не можем. Мы не состоялись, и не потому, что бездарны, а потому, что правитель мешал нам»К ним возвращается состояние детства, совесть имеет право замолчать, они безгрешны. Только истинный диктатор возвращает людям это чувство. И я уверен, что люди, прогнав короля, уже скучают по его власти – власти Отца нации.
– Значит, вы думаете, что король вернется?
– Король – никогда, ибо с ним могут вернуться аристократы. И хотя народу не нужна свобода, но равенство ему необходимо. Люди ненавидят привилегии соседа... Нет, король не вернется, но вернется Власть! Новый хозяин страны даст всем равные права. И в том числе равенство общего подчинения ему – Отцу нации.
Ремарка: комната была тускло освещена. Казот долго молчал, сидя в рассветном сумраке. Наконец сказал:
– Это ужасно, но вы правы. Однако дело, ради которого я пригласил вас, требует службы королю.
– Я говорил вам о велениях истории. Но практики могут изменять ее ход, во всяком случае, на время.
– Дело обещает быть очень опасным»
– Но именно за это вы хорошо заплатите – так я понял из слов гражданина Ронака[4]. Что же касается опасности... Вы можете зарыться на сто футов в землю, но если пуля предназначена вам, она вас и там найдет... Думаю, я сказал достаточно, чтобы вы могли понять, соответствую ли я рекомендациям, которые дали те, кто видел меня в деле. Позвольте откланяться. Я прошу сообщить ваше решение не позже чем послезавтра.
– Надеюсь, не в пять утра?
– Если решение будет положительным, то лучше в четыре, чтобы не терять драгоценного времени.
