пришла с рекомендацией, больше похожей на скрытый приказ. А начальник разведки не любил неопределённости. За своё место он не боялся: новичку, его смене, пришлось бы потратить не менее года, чтобы только вникнуть во все дела и структуры ведомства.
Между тем объект слежки продолжал ухмыляться с экрана. Но ухмылялся он как-то странно: будто нацепил на губы подобие улыбки, да и забыл об этом, и лицевые мускулы уже не держали заданную мимику... Мужчина машинально увеличил изображение на экране.
Глаза Мангуста и в самом деле налились кровью, но сейчас, когда он, кажется, задумался или впал в прострацию, они влажно мерцали искусственными огнями ночного бара...
Женщина вдруг поймала себя на том, что она всё ближе и ближе наклоняется к экрану. Глаза распухшего от бесконечного пьянства человека, глаза, которые казались чужеродными на одутловатом, болезненно-жёлтом лице, притягивали даже на расстоянии. В них чувствовалась страшная сила бездонной пропасти. Эти глаза могли принадлежать скорбящему Иисусу или убийце, глубоко уверенному, что он имеет право.
Чтобы что-то сделать, надо убедить себя: есть определённая необходимость в действии. Глаза Мангуста напрочь отрицали даже возможность договориться с ним. Но, взглянув в эти глаза, женщина уже не могла удержаться от соблазна поговорить с ним. Что-то теперь её беспокоило. И она знала: пока не встретится с Мангустом, тревоги своей ей не заглушить.
Начальник разведки искоса взглянул на женщину, и уголок его рта приподнялся в почти незаметной ухмылке.
... По бару сновали полуголые официантки. На маленькой сцене певице, чьё тело полностью просвечивало сквозь драные тряпки, называемые концертным платьем, помогали бэк-вокалом и танцами девчонки в бикини. «Весёлые» девушки только номинально прикрылись лоскутами, подчёркивающими похотливые изгибы тела. Редкие женщины из низшего состава космических экипажей болтались по залу в полурасстёгнутой до пупка форме.
Шедшая по залу цыганка подметала длинными юбками пол и оставляла за собой шлейф ошарашенного молчания. Одежда закрывала её полностью, но при этом плотно облепляла тело, создавая впечатление струйного движения. Она шла впереди целой группы людей, одетых в традиционные для космических бродяг одежды. Шла впереди — и отдельно от них. Чёрные косы позвякивающими от металлических украшений змеями спускались — одна по груди, другая за спиной — ниже бёдер, стянутых шёлковой шалью. Шла она молча, предоставляя остальным представительницам своего племени грубо хохотать и визгливо щебетать, отщипывая толику внимания от того почтения, которое кружило вокруг неё с момента появления в баре.
Табор сдвинул три столика и шумно устроился за единым столом — с явным намерением оставаться в баре долго и со всеми мыслимыми удобствами. Пока мужчины обсуждали меню, цыганки разлетелись по бару, ловя ищущим взглядом желающих пообщаться с прорицательницами.
Толстяк, как всегда, сидел с двумя собутыльниками.
Цыганка повела бровью, и официант добавил к столику четвёртый стул. Она села, закинув ногу на ногу, и ткань обтекла её, наметив контуры скульптурного совершенства. За соседним столиком застонали, а собутыльники Мангуста хрюкнули.
Через полчаса цыганка вела толстяка к выходу. На руках тонко звенели браслеты, которые казались слишком тяжёлыми для неё. Женщина, опустив глаза, еле сдерживала пренебрежительно-победную улыбку, а Мангуст покорно плёлся за нею, ведомый за руку, словно заблудившийся ребёнок.
В лифте до него будто дошло, что предлагает женщина, и он навалился на неё всем телом, притиснув к стене. Она почувствовала, как его горячий влажный живот плющится вокруг неё, точно подушка, и с трудом подавила стон брезгливости. Она считала себя высокой, но мужчина оказался выше. Он навис над нею, и его мокрые волосы и борода, вонючие и грязные, уткнулись в её чувствительную кожу, вызывая невольную дрожь.
— Миленький, не сейчас... Не здесь...
Мокрые горячие пальцы погладили её шею — она упёрлась ладонью ему в грудь, сумела чуть отодвинуть его... Внезапно влажные мягкие слизняки на её шее отвердели и превратились в твёрдые змеиные кольца. Она конвульсивно напряглась — и змея ужалила.
Из лифта теперь уже цыганка покорно брела за толстяком. Он втолкнул её в номер — лучший в этом портовом отеле, но загаженный донельзя. Администрация отеля молчала: клиент платил за номер втрое больше обычного.
Он усадил женщину в кресло, сам сел напротив.
— Как тебя зовут? — неожиданно жёстко спросил он.
— Клер, — монотонно сказала цыганка, не открывая глаз. Она явно находилась в каком-то ступоре, отчего говорила заторможенно и отвечала не сразу.
— На кого ты работаешь?
— На себя.
Толстяк неопределённо хмыкнул и дотянулся до столика с бутылками. Чавкнула пробка. Толстяк высосал остатки жидкости, пустил бутылку под ноги, по голому полу, задумчиво прислушиваясь к мерному, затихающему звону стекла (дорогое пойло продавалось только в стекле)... Подумал немного.
— У кого ты работаешь?
— У Лина Стаффа.
— Линкольн Стафф? Этот баловень судьбы нуждается во мне? Какой предмет привлёк его внимание, что ему понадобился я?
— Зеркало богов.
— Зеркало — миф.
— Зеркало богов не миф, а неправильное определение полуразумного кристалла.
— Вот это я слышу впервые, — прошептал толстяк. — Расскажи мне о полуразумном кристалле. Как он
