Мой брат якудза

японском и на испанском, и третья, на английском, — сборник стихов филиппинского поэта по имени Хосе Гарсия Вилья.

— Ты знаешь, что Пас пишет в стиле хокку и что он перевел дневник Басё под названием «Оку но Хосомити»? Да, я читаю его на испанском. Медленно, правда. Хосе Гарсия Вилья? Когда-нибудь я его пойму. Он рассказывает мне о настоящем, о будущем и о том, какой я на самом деле. Он как будто описывает мою одержимость, он мой великий учитель. Может быть, когда-нибудь в будущем я поеду на Филиппины, чтобы лучше понять его. Прочитай его «Покинутого царя». Прочитай «Я пришел, я здесь». Это стихотворение как будто мое, прочитай его.

Have Come, Am Here²⁰

I will break God’s seamless skull,
And I will break His kissless mouth,
O I’ll break out of His faultless shell,
And fall me upon Eve’s gold mouth.

O the Eyes that will see me,
And the Mouth that will kiss me,
And the Rose I will stand on,
And the Hand that will turn me.

This will be in a time of mirrors.

O the Tiger that will point me,
And the Light that will drown me.
And the Voice that will sing me,
And the God I will dethrone.

This is the death I will stand on.

— Юки?

— Да, как тебе стихотворение?

— Сильно. Тяжело. Почему ты говоришь, что это твой стих?

— Потому что Бог оставил меня. На распятии. А когда я звал Его, Он не откликнулся. Почитай еще. Еще вот это, это тоже Вилья, почитай.

И я читаю.

I can no more hear Love’s
Voice. No more moves
The mouth of her. Birds….

Не слышно более мне Голоса Любви.
Уста ее безмолвны, неподвижны.
И птицы больше не поют.

Слова, когда-то сказанные мной,
Повисли в воздухе.
Когда-то сорванные мной
Цветы завяли все.

Когда-то разожженный мной
Огонь — горит он еле-еле.
И ветра больше нет.

И время больше мне не скажет правды.
Не зазвенят во мне колокола.
Склоняю голову я в одиночестве своем.
О Господи! Я умираю.

— Юки, что с тобой происходит?

— Сэнсэй, Бог покинул меня, и во мне больше нет любви. Это ведь есть в стихах, верно? Что, так трудно понять? И руки мои кровоточат. Ты видишь, нет?

— Расскажи мне!

— Завтра. Как же я могу не рассказать тебе? Завтра расскажу.

Около трех часов ночи я возвращаюсь домой, и на маленькой площадке, на станции Сугамо, я вижу человека с перевернутым зонтом. Он держит его так, как будто это клюшка, и примеряется к несуществующему шару для игры в гольф. Его мелко завитые волосы коротко острижены, на лице черные очки. Он ударяет по несуществующему шару. Странный способ для игры в гольф.

— Найс шот!²¹ — говорю я ему. Он останавливает движение и переводит взгляд на меня.

— А… — отвечает он, — ты тот самый гайдзин, который крутится у Юки каждую ночь. Так вот запомни. Юки — мой самый дорогой кобун²². Слышишь? Самый дорогой. Он еще не прошел ритуал сакадзуки²³, но уже принадлежит к нашей семье. Ты здесь живешь, правильно? А я здесь босс, и поэтому все знаю. Прилавки, бары, турецкие бани — все здесь мое. Вот, возьми мою визитку.

Он протягивает мне визитку, на которой витиеватыми буквами написано:

Семья Кёкусин-кай

Подразделение Симада-кай

Дом Иэяси

Глава дома Иэяси Ясуэ

Роскошная вьющаяся каллиграфия золотыми чернилами.

— Я — Иэяси, и я — босс. Для тебя здесь все открыто. Турецкие бани? Клуб женский? Мужской? Мини-дворец, в котором тело обмазывают медом, а затем слизывают? Все за мой счет. Потому что Юки тебя полюбил. Подумай. Позвони мне в любое время, вот номер моего офиса. Скажи, что ты друг Юки, скажи, что