является как бы породившей его матерью. Такая картина, как пишут некоторые авторы нашего времени, например Джон Полкинхорн, способна участвовать в диалоге с современными физиками, и при этом она убедительнее, чем система Тейяра де Шардена и его последователей. Творение не надо упразднять, но в то же время его не спасет эволюция — оно нуждается в искуплении и обновлении и получает это в силу воскресения Иисуса из мертвых. Вот на что надеется вся вселенная.
В свою очередь, это тесно связано с другими аспектами христианской надежды: с тем, что Бог исправит все через пришествие Иисуса и с воскресением тела.
Размышляя над замыслом Бога о будущем нашего мира, я вспоминаю великого учителя и пастора — епископа Лесли Ньюбигина. Кто–то задал ему вопрос, оптимист он или пессимист в своих взглядах на будущее. Он ответил просто и ярко: «Я не оптимист, ни пессимист. Иисус Христос воскрес из мертвых!» Заканчивая главу, я говорю «аминь» этим словам. Весь мир в нетерпении ожидает того момента, когда он ощутит новую жизнь воскресения и наполнится Божьей славой, как воды покрывают море.
Прежде чем мы перейдём к вопросу воскресения, нам нужно рассмотреть еще одну черту новозаветной надежды на будущее, которое дарит Бог. Самым важным моментом Божьего нового мира будет присутствие самого Иисуса.
7. Иисус, небеса и новое творение
1. Вознесение
В Новом Завете вера в то, что Иисус из Назарета был воздвигнут из мертвых, тесно связана с верой в то, что он был взят на небеса, где, по словам псалма, воссел одесную Бога. [119]Только Лука прямо описывает нам последнее событие (хотя он, как бы восполняя молчание своих коллег, рассказывает о нем дважды: в конце своего евангелия и в начале Деяний святых Апостолов). Но мы можем с уверенностью сказать, что все первые христиане в той или иной мере верили в вознесение.
Более того, нельзя смешивать между собой воскресение и вознесение (хотя многие люди нам это предлагают). «Иисус был воздвигнут из мертвых» и «Иисус был вознесен на небеса» — это никоим образом не два разных описания одного и того же события. Самый первый автор Нового Завета*, Павел, их четко разделяет.[120] Подобным образом Иоанн (хотя принято думать обратное) видит тут два разных события; загадочные во многих других отношениях слова из Евангелия от Иоанна «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу» (20:17) ясно это утверждают. Воскресение и вознесение, как их понимали первые поколения христиан, выполняют различные (хотя, разумеется, тесно связанные) роли.
Как показали некоторые исследования последних лет, вера в вознесение не была каким–то причудливым дополнительным элементом христианства, как некогда думали, но центральным и существенным моментом веры, так что отказ от признания события вознесения тотчас же влечет за собой явные искажения во многих других областях. В своей работе «Вознесение и Церковь» (Ascension and Ecclesia) мудрый Дуглас Фарроу, профессор Мак–Гиллского университета, рассматривает все возможные мнения христиан по этому поводу и убедительно показывает одну закономерность: там, где о вознесении забывали или его неправильно понимали, сразу же появлялась путаница в умах и в поведении, порой приводящая к дурным последствиям.[121] В наши дни вопрос вознесения напоминает другую проблему, которую мы еще рассмотрим: второе пришествие. Здесь плоский буквализм наталкивается на современный скептицизм, причем оба эти явления взаимно порождают друг друга. Одни говорят, что Иисус в буквальном смысле улетел вверх (хотя те же самые люди утверждают, что он уже не живет где–то в космосе; к тому же движение вверх для обитателя другой стороны земного шара будет движением вниз). Как думают многие другие — и осмелюсь сказать, что именно такому богословию учили большинство моих читателей, — «исчезновение» Иисуса просто означает, что после своей смерти Он как бы духовно присутствует везде, особенно среди Его последователей. Нередко это сочетается с метафорическим пониманием воскресения, то есть с отрицанием телесной природы этого события: Иисус просто «отправился на небо после смерти», и именно потому стал особенно близок любому человеку, где бы тот ни находился. Если следовать этому направлению мысли, надлежит думать, что Иисус исчез, не оставив после себя ничего, за исключением своего «духовного присутствия». А в таком случае все слова о Его «втором пришествии» также становятся просто метафорой его присутствия, которое в конце концов наполнит весь мир.
Что же происходит, когда люди мыслят подобным образом? Попытка найти ответ влечет за собой еще один вопрос: почему вознесение стало сегодня такой трудной и непопулярной доктриной в церквах Запада? Это невозможно объяснить исключительно насмешками скептиков и рационалистов (хотя сама церковь дает для этого повод, когда люди созерцают в ней витражи с ногами Иисуса, торчащими из облака). Скорее, все дело в том, что вознесение обязывает пересмотреть наши представления о том, что же именно скрепляет всю вселенную, а также представления о церкви и спасении. Как буквалисты, так и скептики рассматривают пространство как некое «хранилище»; однако богословы, признающие вознесение, настаивают на том, что пространство следует понимать, как они говорят, «отношенчески» (relational).[122] Обычно в библейской космологии небеса и земля не являются двумя разными местами в одной и той же системе времени и пространства. Скорее, это два различных измерения благого Божьего творения. И небо там понималось двояко. Во–первых, оно связано с землей как бы «по касательной», так что тот, кто находится на небе, может в тот же самый момент находиться и в любой точке земли. А потому после вознесения Иисус стал доступен повсюду, и людям уже не надо путешествовать в какое–то определенное место, чтобы с ним встретиться. Во–вторых, небеса представляют собой как бы пункт управления землей, это кабинет директора, откуда тот посылает свои инструкции. В конце Евангелия от Матфея Иисус говорит: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле».[123]
Идея, что воскресший Иисус как в полном смысле этого слова телесный человек теперь пребывает на «небесах», шокирует людей, в том числе и христиан. Отчасти это объясняется тем, что, по мысли многих, Божественный Иисус временно отказался от этого качества и стал человеком, а затем, побыв какое–то время в теле, перестал быть человеком и снова стал Божественным (по меньшей мере, многие люди думают, что именно в это верят христиане). Но более весомая причина этого шока в том, что наша культура понимает «небеса» в платоническом смысле как «духовную» или «нематериальную» реальность по определению, а потому мысль о реальном теле, которое не просто присутствует, но обрело свое пристанище на небесах, кажется ошибкой в категориях. Вознесение призывает нас пересмотреть наши представления: в конце концов, почему мы так уверены, что правильно понимаем «небеса»? Лишь потому, что такое понимание внушает нам современная культура. Но христианская вера, среди прочего, заставляет нас понять, что же на самом деле произошло с Иисусом, и позволить этой истине поставить под вопрос саму культуру.
Это относится, в частности, и к той мысли, что Иисус «управляет» всем происходящим не только на небесах, но и на земле, притом не только в будущем, при конце истории, но уже сейчас. Эта мысль вызывает у многих людей естественное возражение: нигде не видно, чтобы Он всем распоряжался, и если все–таки это делает, то не слишком удачно. Но это неверно. Первые христиане понимали, что в мире все еще царит хаос. Но они возвещали, подобно менеджерам, посланным из главного офиса в филиалы международной компании, что теперь их руководителем стал новый директор. Через свои особые призвания они начинали понимать, как осуществить эти новые методы управления. Это не значило (как многие страстно желали бы думать сегодня), что христиане просто берут власть в свои руки и отдают всем указания, это не было формой «теократии», когда церковь просто говорит всем, что им надлежит делать. Иногда подобные проекты пытались воплотить в жизнь, и всегда это оборачивалось катастрофой. Но одновременно это не означает, что церковь отказывается от мира и позволяет ему идти своими путями, а
