как и компьютерные программы, понимание языка мудрецов -насущная необходимость. Среди встреченных мною садху, йогинов и шаманов, следовавших традиции, ни один не говорил по-английски. Меня это не удивляло, но все же порядком расстраивало. Я начал учить хинди, но боялся, что на обучение уйдут годы и годы, прежде чем я смогу свободно поговорить с одним из адептов учения или последовать его совету.
Первые три месяца пребывания в Индии прошли очень быстро. Поскольку срок моей визы вскорости истекал, я решил отправиться в Дели, где можно было бы найти способ продлить ее, не покидая страны, либо поехать из Дели в Непал и продлить визу там. Ожидая поезда в Насике, северной окраине Бомбея, я познакомился с молодым садху. Мы быстро подружились и начали общаться, хотя мы оба не говорили на родном языке собеседника. Единственное, что у нас было общего, так это длинные волосы.
Постучав себя по груди и качнув длинными спутанными косичками, свисавшими до середины спины, парень сказал, что он Нага-баба. «Нага» значит «нагой», и многие йогины имели право называться так, потому что пренебрегали одеждой. Для них это было символом отказа от обычного мира, включая отказы от правил поведения, ритуалов и книг. Мне представлялось, что в среде йогинов они были подобны настоящим гневным божествам.
Этому молодому баба, единственной одеждой которого была ткань цвета охры, обернутая вокруг бедер, было не больше девятнадцати лет. Персиковый пушок, произрастающий над верхней губой, пока еще тщетно пытался стать усами. Нага Баба ехал к своему гуру в Уджайн, один из наиболее священных древних городов Индии.
— Я — ничто, — сказал он, — Но мой гуру — все.
Услышав такие слова, я решил отложить поездку в Дели и поехать вместе с ним. Как же можно было упустить подобную возможность?
Сразу по приезду в город молодой баба отвел меня в простой храм Шивы, где он жил вместе со своим гуру и другими садху. Большая часть двора перед храмом пребывала в благословенной тени огромного дерева. Нага Баба подвел меня к своему учителю, и тут его самоуверенность сразу растаяла под насмешливым взглядом гуру. Молодой баба, коснувшись ног учителя и предложив ему маленькую коробочку конфет и монетку, быстро направился в сторону кухни, чтобы помочь с приготовлением овощей, а я остался сидеть, наслаждаясь обществом седовласого гуру, сильно похожего на изображения смеющегося Будды.
— Эй? Тут? Там? Куда пойдешь? — спросил меня старый баба на ломаном английском, помахав в воздухе рукой. Я понял, что он имеет в виду мои бесконечные метания по кругу. Если бы я не хотел так сильно оказаться «внутри», то не бегал бы туда-сюда подобно курице с отрубленной головой, не чувствовал бы себя чужаком и просто наслаждался бы экзотическим путешествием как духовный турист.
В моем представлении об Индии были двери и проходы, ни в один из которых я не мог попасть. Смогу ли я пробраться сквозь подобный лабиринт? Может быть. Но мне нужна подсказка. Словно для этого надо совершить прыжок в пустоту, как тогда в детстве, подумал я.
После захода солнца в храме началось вечернее богослужение. Два баба начали по очереди бить деревянными колотушками в медные гонги. Этот ритм казался сердцебиением самого времени. Старый баба взглянул на часы, несколько раз встряхнул их, посмотрел снова, а затем приложил к уху. Было совершенно ясно, что часы давно сломаны.
Два баба помоложе почтительно помогли седовласому гуру встать и поддерживали его по дороге к храму. Поднявшись на несколько ступенек и пройдя сквозь старинную арку, мы оказались в «манн-дапу», зале встреч, где уже собрались остальные баба. Они звонили в тяжелые латунные колокола, свисавшие на длинных цепях с потолка напротив святая святых храма: внутреннего помещения, в котором хранился Шива-лингам. Дымок от сжигаемых благовоний и древесной смолы покрыл весь зал легким флером. Вытягивая шею, я пытался разглядеть детали церемонии: как священник поливает Шива-лингам водой, а затем украшает его цветами. Пришли еще несколько полных энтузиазма баба, и толпа стала плотнее. Священник начал мерно размахивать перед лингамом медной кадильницей, в которой горело целых пять фитилей, а пара барабанщиков сопровождала это действие громкими ударами в барабаны «долак».
Я стоял на цыпочках позади взволнованной толпы, глада, как священник, качающий головой в гипнотическом ритме, приносит огненное жертвоприношение богу Шиве. Я попытался пробраться вперед, но подобное желание было не только у меня, поэтому попытка не удалась. Пульсирующие звуки барабанов постепенно захватили меня, притягивая и отталкивая подобно океанской волне. Казалось, что сама кровь в венах стремится тоже следовать этому ритму. Я начал терять над собой контроль и попытался сопротивляться этому.
И тогда я задумался. Зачем бороться с этим? Пусть все идет так, как идет! На секунду мои глаза прикрылись, а затем тело само начало следовать рваному ритму музыки, гулу медных гонгов, звону колокольчиков, стуку барабанов. Я почувстовал, что танцую, открыл глаза и увидел, как толпа расступается передо мной. Я начал медленно двигаться вперед, с каждым шагом приподнимаясь над полом храма, пока не начал танцевать в воздухе. Вскоре я уже парил в горизонтальном положении, примерно в полутора метрах над землей. Я смог просунуть голову в маленькую арку и увидел святая святых храма, в которой пять маленьких божеств огня, Агни, танцевали для Шивы, изображенного в виде огромного яйца из отполированного природой черного камня. От него исходил такой жар, что я почувствовал, как начинаю потеть. Тут камень издал что-то, похожее на «Ом». Все громче и громче гудел камень, пока гул не поглотил все остальные звуки. Должно быть, это действительно была Мать всех Звуков.
Внезапно наступила тишина, и вдруг я понял, что ничто более не держит меня в воздухе, и что я больше не привязан к своему телу, и с ужасным грохотом упал на пол.
Хара харамахадев!
Хара хара махадев!
Снова и снова повторялась мантра.
Когда перед глазами перестал колыхаться туман, я увидел подбородок старого садху, державшего мою голову на коленях. Десять встревоженных лиц были обращены ко мне.
Хара хара махадев! -
продолжали мантрировать они, пока старый баба давал мне понюхать камфоры, чтобы привести в себя. Я попытался встать, но был еще слишком слаб.
— Что случилось? — спросил я.
— Шива любит тебя, — ответил старик с улыбкой.
Когда я наконец смог внятно думать, то услышал, что потерял сознание как раз в том самом месте, где и стоял в самом начале. Шум, возбуждение и усталость от дороги сказались на организме. Однако я не просто потерял сознание, а вышел из тела и пережил опыт измененного состояния сознания.
На следующее утро все произошедшее начало казаться полнейшей чепухой, и я захотел сразу же уехать в Дели. Умывшись из ведра, стоящего рядом с ручным насосом, я подошел к баба, чтобы попрощаться. Мы выпили чаю, а затем, когда я уже собрался уходить, он преподнес мне неожиданный и странный подарок — железнодорожный билет от Уджайна до Джайпура.
Молодой Нага-баба, с которым я вместе приехал, повесил на плечо мою сумку и проводил до станции. Записывая адрес ашрама в дневник, я наконец-то узнал его имя. Перелистывая страницы дневника, я наткнулся на записи Картуша. Прошло не так уж много времени с тех пор, как я сошел с корабля на индийскую землю, но на моих внутренних часах прошло по меньшей мере пару сотен лет.
Картуш сказал, что ашрам Хари Пури Баба находится в Раджастане, рядом с Джайпуром. Самое время встретиться с этим гуру.
ГЛАВА 3
Моя мечта об Индии окончательно оформилась в Раджастане, родине королей. Оставив позади розовые здания Джайпура, автобус отправился на север по Биканер Роуд, борясь за право на свободный проезд по дороге с караванами верблюдов, одинокими верблюдами и даже верблюдами, спящими посередине трассы. Впереди простиралась обширная пустынная местность, в которой не было иной
