Путеводитель по поэзии А.А. Фета

14

В словах валяться и прощаться звучит не с, а так называемое долгое ц: [вал’ац: ъ]. С здесь присутствует как буква и как надзвуковой элемент (фонема), а как звук оно уже не произносится. Однако с и ц, будучи первым свистящим звуком (так называемым фрикативным, или щелевым), а второй — так называемой аффрикатой, или смычно- фрикативным, похожи фонетически.

15

О взаимоотношениях Фета и И. С. Тургенева см.: [Лотман 1977].

16

Слово пыль может обозначать у Фета как собственно пыль, так и снежное облако, взметающийся над землей снег. Именно в таком значении оно употреблено в «зимнем» стихотворении «Какая грусть! Конец аллеи…» (1862): «Конец аллеи / Опять с утра исчез в пыли, / Опять серебряные змеи через сугробы поползли. // <…> В степи все гладко, все бело…»

17

Д. Д. Благой толкует этот образ как реальную картину далекого пожара, видимую в степи [Благой 1979, с. 564–565]. Точнее толкование Б. Я. Бухштаба: «Метафорический пожар сопоставляется с реальным пожаром, но и этот реальный пожар дан в метафорическом образе внезапной зари в полночной тьме <… >.

Стихотворение кончается вопросом, относящимся по смыслу сопоставления и к реальному, и к душевному пожару»:

Ужель, ужель тебе в то время не шепнуло:
Там человек сгорел!

[Бухштаб 1959а, с. 72].

18

Такое обращение к женщине традиционно в русской лирике первых десятилетий XIX века (ср. примеры из К. Н. Батюшкова [Кошелев 2006, с. 253]), встречается оно и позднее. Ср. у Фета: «Друг мой, бессильны слова, — одни поцелуи всесильны…» (1842), «Мой гений, мой ангел, мой друг» («Не здесь ли ты легкою тенью…», 1842), «О, скоро ли в безмолвии ночном, / Прекрасный друг, увижусь я с тобою?» («Последний звук умолк в лесу глухом…», 1855).

19

Мотив отражения в воде встречается также в таких стихотворениях Фета, как «После раннего ненастья…» (1847), «Ива» (1854), «За кормою струйки вьются…» (1844), «Диана» (1847), «Уснуло озеро; безмолвен черный лес…» (1847), «Младенческой ласки доступен мне лепет…» (1847), первая редакция стихотворения «Тихая, звездная ночь…» (1842), «С какой я негою желанья…» (1863), «На лодке» (1856), «Вчера расстались мы с тобой…» (1864), «Горячий ключ» (1870), «В вечер такой золотистый и ясный…» (1886), «Качаяся, звезды мигали лучами…» (1891), «Графине С. А. Толстой» («Когда так нежно расточала…», 1866). Б. Я. Бухштаб, приводящий этот перечень, замечает: «Очевидно, зыбкое отражение предоставляет больше свободы фантазии художника, чем сам отражаемый предмет» [Бухштаб 1959а, с. 58]. О поэтике отражения у Фета см. также: [Бухштаб 1974, с. 100–101].

20

Перечень основных исследований, посвященных тургеневской редактуре сборника 1856 г., см. в работе: [Генералова, Кошелев, Петрова 2002, с. 410].

21

В. А. Кошелев, напротив, склонен считать, что многозначное слово прах лучше пыли и что в «тургеневской» редакции возник нетерпимый повтор: пыль — в пыли; см.: [Кошелев 2001а, 160]; ранее эти же замечания высказывал Н. Н. Скатов [Скатов 1981, с. 138–141]. Эти соображения, по- моему, малоубедительны: слово прах действительно обременено «ненужными» в этом контексте оттенками значения, связанными со смертью, и принадлежит к высокому стилевому регистру, диссонирующему со стилем стихотворения в целом; повтор же слова пыль — уместное эмоциональное усиление.

22

Ср. замечания Е. Г. Эткинда о стихотворении «Только в мире и есть, что тенистый…» (1883): [Эткинд 1998, с. 55–56].

23