источников инвестиций, наша приставка толком не испытана, формально ее рыночные перспективы неясны… Словом, мы попадаем в незавидное положение бедного родственника, пытающегося «впарить» свое изобретение богатому дядюшке. Японцы, конечно, согласятся — уж слишком очевидны достоинства приставки, — но условия при этом предложат самые, грабительские. Это же капиталисты — они просто сожрут нас с потрохами.
— Значит, выбираем первый вариант?
— Слушайте сюда, — подал вдруг голос Леня Гуральник. — Пока вы тут все на меня орали, я вот что придумал… Серега прав — о приставке надо молчать. Но японцы будут давить на нас и без нее. И главное, где они нас прижмут, — это соотношение нашей и их долей в будущем предприятии. Они назовут свою цифру, мы — свою. Они станут нажимать, мы — упираться. Они сделают вид, что уходят, мы — что испугались и согласны на все их условия. Но при этом попросим о ма-а-аленькой уступке. Мы скажем: «Господа японцы! Мы согласны на все — пейте нашу кровь! Но имейте при этом сострадание к нашим молодым мятущимся душам. Больше всего на свете, даже больше ваших жалких денег, они жаждут открыть чего-нибудь новенького! Отнеситесь с пониманием к этой слабости, оборудуйте нам всем необходимым крохотное опытное производство — и мы подпишем все, что вы там у себя приготовили! Вы будете на нашем заводе делать свои деньги, а мы будем сидеть тихо в своем закутке, чего-то там себе изобретать и больше уже беспокоить вас ничем и никогда не будем». Японцы подумают-подумают и согласятся. Только «А» — под это дело нужна отдельная избушка вне основных производственных площадей и вообще подальше от чужих глаз. И «Б» — то, что мы будем делать в этой избушке, не должно стать предметом договора с японцами, оно должно остаться исключительно в нашей собственности.
— К чему такие сложности, Гурвинек? — усмехнулся Дима Юртин.
— Скажи мне, Димочка, кому легче выйти замуж — двенадцатой дочке бедного раввина или единственной дочери губернатора?
— Слушай, давай без этих своих местечковых аллегорий, а?
— Хорошо, получай без аллегорий. В своей избушке на самом современном оборудовании мы производим значительную товарную партию приставок и выбрасываем ее на рынок! После этого демарша мы мгновенно превращаемся из бедного родственника, которого не любит никто, в прекрасную принцессу, которую любят буквально все! Инвесторы всех мастей будут занимать очередь у ворот завода в пять часов утра, как пролетарии всех стран — в Мавзолей! Вот тогда-то, дамы и господа, мы и выберем окончательный и достойный нашей чудо-приставки вариант финансирования.
— Ленька, ты — гений! — пробормотал Дима.
— Это, думаю, всем понятно и без твоей реплики! — картинно поморщился Гуральник. — Подумай лучше, что на заводе можно использовать в качестве нашей избушки.
— Спеццех! Тут и думать нечего — только спеццех! — воскликнул Дима.
— Точно! Идеальный вариант! — поддержал его Марат.
— А что это за спеццех? — спросил Коля.
— В самом дальнем углу заводской территории есть старое одноэтажное здание из красного кирпича, не замечали? Там, за вторым корпусом… — Марат показал рукой куда-то в сторону.
— Нет…
— Немудрено, оно отгорожено не только от внешнего мира, но и от остального завода. Там раньше собирали процессоры для систем ПВО — так, ничего особенного, но тогда это считалось секретным, производством. Вот этот цех и обособили. — Марат хлопнул себя по лбу. — Идея, братцы! Мы заявим японцам, что это здание куплено отдельно — специально для наших исследований — и, соответственно, территорией завода не является! Оно не попадет под договор, останется только нашим, а значит и продукция этого цеха будет принадлежать только нам!
Разговор продолжался еще долго, одна за другой возникали новые идеи, исчезали неясности, постепенно прорисовывалась общая тактика и стратегия «концессии». Теперь, после этого обсуждения, можно было назначать встречу с японцами.
Наташа позвонила в Прагу на следующий день. После того как она представилась, ее соединили с господином Асакатой. Наташа сообщила о полученном факсе и выразила готовность прибыть в Прагу для переговоров. Господин Асаката ответил, что желает лично оценить нынешнее состояние завода и на днях прибудет в Москву сам. На этом разговор завершился…
38
— Что нового, Леван? — Голос в трубке звучал настолько нервно, что Левчик как наяву увидал перекошенное, подрагивающее от злости лицо босса.
— Ничего, Борис Борисыч, — вздохнул Левчик. — Она все так же целыми днями пропадает на заводе. Ярославцев и его приятели из Зеленограда — тоже. Ремонт заводской конторы закончился, теперь они все вместе там… Появились еще кое-какие людишки из бывших заводских…
— Что они затевают, мудила?! — перебил его яростный крик босса. — Меня интересует, что они там затевают, понял?!!
— Да, Борис Борисыч, понял… — покорно прошелестел Левчик.
— Ничего ты не понял, Леван, — неожиданно тихо и почти спокойно сказал босс, потом вздохнул и холодно отчеканил: — Значит так, даю тебе неделю срока. Не разнюхаешь их планов — пеняй на себя. Все!
Левчик положил трубку и обхватил руками голову. Тоскливое и мрачное предчувствие охватило его. Словно он медленно и неотвратимо погружался в мутную трясину, из которой ему уже никогда не вылезти. А самое мерзкое было то, что в эту топь он залез сам, по своей воле! Как же он просчитался, как сглупил, когда решил довериться боссу! Хотел сделать карьеру, идиот! Проявил инициативу! Вот и получай теперь! Уж за боссом-то не заржавеет — выдаст по полной программе!..
Ему стало страшно. Он понимал, что вряд ли сможет выполнить задание босса. Свои намерения Наташа скрывала от него сознательно, тщательно и умело, и всерьез рассчитывать на то, что она вдруг проговорится, он не мог. Раздобыть какие-то документы? Но — какие и где? «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!» Но он же, черт возьми, не царевич из сказки!
Посидев за столом еще немного, Левчик вышел из офиса на Разгуляе и отправился на завод. Третий день он ездил туда как на работу. Наташа восприняла его появление спокойно, даже равнодушно. Кивнула озабоченно, просто приняв к сведению, что он хочет быть ей полезным тут, на заводе, а его прямой вопрос о том, что здесь затевается, пропустила мимо ушей, будто и не услышала вовсе. Вот и вышло, что и прогонять его не стали, но и дела никакого не поручили.
С тех пор он слонялся без цели по территории, толкался среди новых людей в конторе, приглядывался, прислушивался, пытаясь по добытым клочкам информации разгадать планы Наташи и ее новых друзей. Жгучая ненависть ко всем этим невесть откуда взявшимся умникам мешала ему сосредоточиться, собраться с мыслями. Никто из них, по горло занятых своими делами, не обращал на Левчика никакого внимания, и это задевало его, злило все сильней и сильней. Все чаще он вспоминал, что под сиденьем джипа, стоящего у заводских ворот, лежит, терпеливо дожидаясь своего часа, его любимый «ТТ». Все чаще его посещало безумное желание достать его, передернуть холодный затвор и пройтись по кабинетам, добавляя по новой дырке в башке всем этим высоколобым интеллектуалам!.. А первому — паскуде Ярославцеву, этой гниде, умыкнувшей у него из-под носа дуру Наташку!
А Наташе и остальным концессионерам и в самом деле было не до Левчика. Времени до приезда японцев оставалось все меньше, а дел еще предстояло сделать очень и очень много. Надо было срочно организовать уборку заводской территории и вывезти весь хлам из производственных помещений (пустоту в цехах решили объяснить специально проведенным недавно демонтажем старого, отслужившего свой век оборудования, обратив тем самым этот свой изъян в достоинство). А сколько надо было подготовить бумаг! Целую гору — начиная с перечня необходимого технологического оборудования для спеццеха и кончая своим собственным вариантом соглашения с «Мицушибой». В этом деле потребовалась помощь юриста — выручил Леня Гуральник, буквально волоком притащивший на завод своего троюродного брата. Поначалу
