проявлений эгоизма. Они отличаются привязанностью в своих эмоциональных связях, скромны и непритязательны в потребностях, легко отказываются от необходимого. Жизнь они воспринимают как тяжкое бремя; в то же время, в качестве противовеса этому, у них развит юмор – как «смех вопреки всему». Им часто свойственна глубокая набожность, не обусловленная церковными канонами, но связанная с тем, что, несмотря на понимание своей зависимости от Бога и опасности, которая угрожает каждому, они принимают жизнь такой, какая она есть, и любят ее. Выдержка и выносливость – их главные добродетели. Депрессивные личности могут сказать о себе словами Шпитгелера из его произведения «Прометей и Эпиметей»: «Самооценка стыдится чужого мнения», – они скорее прячут свой свет, чем выставляют его напоказ. Они часто напоминают спокойную и глубокую воду – душевная обязательность и ответственность, глубина чувств и теплота являются их лучшими качествами. Они глубоко благодарны за то, что имеют, и счастливы, если кто-нибудь отметит их способности или хоть немного напомнит им о себе. Они воспринимают благодарность как милость, обнаруживая тем самым истинное смирение.
Личности с навязчивостями
Страстное стремление к постоянству возникает в нас очень рано и глубоко укореняется в нашей душе. Все, что мы видим, является убедительным повторением пережитого и доверенного нам в детстве, и это чрезвычайно важно для нашего развития. Возможно, в этом качестве проявляются специфические человеческие способности, наши чувства и наша психическая организация, наша способность любить, дарящая нам доверительность и надежду. У шизоидных личностей, часто меняющих свои привязанности или потерявших в раннем периоде жизни человека, с которым ранее была установлена прочная взаимосвязь, мы обнаруживали подавление или искаженное развитие этого качества.
Определенная длительность психического состояния и повторяемость одинаковых впечатлений в равной степени важны для нашего мышления, для приобретения знаний и опыта, вообще для нашей ориентировки в мире. Хаотический мир без узнаваемых и надежных закономерностей не дает возможности развернуться нашим способностям – внешний хаос соответствует хаосу внутреннему. Наш опыт, наши возможности приобрести истинные и надежные знания являются внутренним отражением или соответствием порядка и закономерностей мировой системы. Прилунение невозможно, если дорога на Луну выбрана произвольно и непредсказуемо, без опоры на познанные законы природы и научно разработанные траектории полета. Выяснением взаимоотношений между макро– и микрокосмом занималась астрология, которая снова переживает возрождение. В своем «Астрологическом завете» Оскар Адлер, имея в виду известное изречение И. Канта о том, что он исполнен глубокого благоговения перед двумя вещами – звездным небом над головой и нравственным императивом внутри нас, говорит о том, что нравственный закон внутри нас является отражением или соответствием звездному небу над нами. По мере того как мы познаем свое место в космическом порядке, мы находим принципы организации в нас самих и, прежде всего, определяем это в качестве принципа, т. е. исходим из того, что этот порядок не выдуман человеком и является фундаментальным условием нашего жизненного устройства. Это можно пояснить с помощью приведенных во вступлении к данной книге иносказаний. Стремление к продолжению относится к нашей сущности: страстное желание вновь любить и быть любимым после прекращения любовной близости является не только сутью нашего благополучия, но и корнем религиозного чувства. В представлениях о текучести времени, вечности и всеобщем присутствии божественного отражается потребность человечества в своем продолжении. Насколько глубока эта потребность, мы осознаем далеко не всегда, а только когда наши привычки и содержание нашей жизни изменяются, причем такое осознание часто продолжается и после прекращения действия изменяющих нашу жизнь факторов. Лишь тогда, когда нас охватывает ужас перед преходящим характером нашего существования, мы со страхом осознаем нашу зависимость, нашу временность. Теперь мы должны приступить к описанию третьей основной формы страха – страха перед преходящим. Мы встречаемся с ним тем чаще, чем чаще обращаем на него свое внимание. Опишем вначале, какие возникают последствия, когда у человека усиливается страх перед временным характером своего существования, когда возрастает его стремление к продлению и безопасности в том смысле, какой мы вложили в наше иносказание, касающееся центростремительных сил или соответствия силе тяжести. Общим следствием такой склонности является стремление все оставить по-прежнему. Изменение привычного состояния напоминает о преходящем, об изменчивости, которую личности с преобладанием навязчивостей (обсессивные) хотели бы, по возможности, уменьшить. В связи с этим, как следует из нашего иносказания, они пытаются найти или восстановить уже изведанное и проверенное. Когда что-либо изменяется, они расстраиваются, становятся беспокойными, испытывают страх, пытаются отделаться от изменений, уменьшить или ограничить их, а если они происходят – помешать им или преодолеть их. Они противостоят тем изменениям, которые с ними происходят, занимаясь при этом сизифовым трудом, так как все мы находимся в потоке событий, «все течет и все изменяется» в непрерывности возникновения и исчезновения, и никто не может остановить этот процесс. Как вообще выглядят эти попытки? При таких состояниях мнения, опыт, установки, главные правила и привычки удерживаются железной хваткой на основе действующего принципа и неизменного правила – все настоящее превращать в «закон вечности». Новый опыт либо отклоняется, либо, если это невозможно, трактуется как уже давно известное и испытанное. Это сознательно или подсознательно приводит к подтасовкам, вследствие которых некоторые детали нового упускаются, тенденциозно трактуются или просто аффективно отвергаются с тем обоснованием, что они неубедительны, преходящи, необъективны. В качестве спасения человек держится за такие установки, которые никто не может поколебать. История науки полна примеров подобных непродуктивных споров, основанных на упорном отстаивании своей «правоты». Отстаивание всего известного и привычного неизбежно приводит к готовности все новое встречать с предубеждением, к стремлению обезопасить себя от всего удивительного, непривычного и неизведанного. Это не только исключает возможность риска и попытки исследовать неизведанное с точки зрения наивной веры в прогресс, но и вызывает тенденцию затормозить, сдержать или даже предотвратить стремление других людей к риску, к открытию нового, к развитию. Основной проблемой людей с навязчивостями мы считаем также переоценку потребности в собственной безопасности. Осторожность, предвидение – долгосрочное целенаправленное планирование, вообще, установка на длительный период существования и продление существующего – все это связано с упомянутой потребностью. С точки зрения содержания страха данная проблема описывается как страх перед риском, перед изменениями, перед преходящим. Если провести аналогию с человеком, который вступает в воду, умея плавать, – это курс на сушу. Такие способы поведения и установки могут приобретать различную степень выраженности и очень странные формы. Тридцатилетний мужчина был одержим пополнением своей библиотеки. Между тем, он регулярно посещал публичную библиотеку и не читал собственных книг, обосновывая это тем, что если он однажды переедет в такое место, где нет библиотеки, что же он будет делать, когда прочтет все свои книги? В данном случае предвидение и предусмотрительность, а также связанный с ними страх приобретают действительно гротескную форму. Некоторые люди с навязчивыми расстройствами, имея полные шкафы одежды, носят исключительно старые вещи, создавая тем самым «резервы», – у них «сердце болит», если они вынуждены надевать новое, и они носят старомодную, проеденную молью одежду. Новая вещь используется ими лишь тогда, когда старая совсем изнашивается, и то лишь для того, чтобы предотвратить окончательный ее распад. Все, что движется к окончанию, напоминает им о преходящем и, в конечном счете, о смерти. У каждого из нас есть такой страх, и все мы желаем продления своего существования и даже бессмертия; все мы ищем чего-то бесконечного и испытываем глубокое
