— Выпейте-ка, — сказал Норман. — Пусть это и жестоко — не отрицаю, — но ничего больше об этом я слышать не хочу. Колин, я сыт по горло.
— И что хуже всего: я подозревал, что от нас скрывают правду, — продолжал Хортон, — но держал свои подозрения при себе во имя высшей правды. — Он вытер глаза. — Я считал, что за тридцать лет человек переродился.
— Вы и впрямь в это верили?
— Я, знаете ли, был в Испании.
— Если еще кто-то скажет мне, что он был в Испании, я расквашу ему нос. Кстати, что вы делали в Испании?
— Был журналистом.
Норман направился к выходу.
— Погодите, — попросил Хортон, — поговорите со мной еще. Я… Извините. — Он высморкался. — Я… У кого мне просить прощения?
— Да не убивайтесь вы так.
— Для начала попрошу прощения у вас за то, что тогда так напустился на вашего приятеля. Я был не прав. Теперь я это понимаю.
— Замнем, — оборвал его Норман.
— Что с ним стало?
— Не знаю.
— Как бы то ни было, — сказал Хортон, — тогда я был не прав, а вы правы. Вы разбираетесь в людях лучше меня.
Норман вымученно улыбнулся.
— У меня назначена встреча, я опаздываю.
— Что ж, увидимся вечером, — сказал Хортон. — Там поговорим подольше.
— Где это там?
— Разве Боб Ландис вас не пригласил?
Норман понял, что Хортон долго отсутствовал и не знает, что его больше никто и никуда не зовет.
— Как же, как же, — сказал Норман, — увидимся вечером.
И поспешил на Оукли-стрит. Кейт, Роджер и Полли Нэш устроились за журнальным столиком. Кейт в кашемировом свитере и тореадорских брючках была чудо как хороша. Вивиан сразу же заметила, что Норман пьян, но промолчала.
— Я опоздал, прошу меня извинить, — сказал Норман. — Встретил старого приятеля. Выпил с ним.
Вивиан, приодевшаяся, в элегантном платье, разливала чай. Первую чашку подала Норману.
— Вы обратили внимание на платье Вивиан, правда красивое? — спросила Кейт.
— Да, очень славное, — без особого энтузиазма отозвался Норман.
— Ох уж эти мне мужчины, — сказала Полли.
— Все они одним миром мазаны, — зло бросила Кейт. — Безмозглые, себялюбивые, в женщине видят только внешность, а душевных качеств не замечают.
Нормана понял, что Кейт на него сердится. И гадал, чем бы мог ей досадить.
Вивиан передала чашку Роджеру.
— Норману сейчас дохнуть некогда — работает над очередным сценарием, — обронила она.
— Вот как. Очень интересно.
Норман поморщился. Наверное, Роджер нещадно трунил над Вивиан, иначе она вряд ли стала бы поддевать его так дерзко, и тем не менее пусть она и в своем праве, зря это она. Мало того, она же знает, что ни над каким сценарием он не работает.
— Роджеру смерть как хочется прорваться в кино, — сказала Полли. — У него такие интересные задумки.
Норман сочувственно улыбнулся Роджеру, хотел сказать ему что-то приятное, но тут Вивиан позвала его в кухню.
— Норман, иди сюда на минутку, помоги мне.
Норман извинился. В кухне он легонько коснулся губами ее лба.
— Никак не ожидала, что они придут, — сказала Вивиан. — Я думала, мы будем одни. Я знаю, ты их не выносишь.
— Да нет, Роджер мне нравится.
Вивиан тихо прикрыла кухонную дверь.
— У Кейт завелся новый приятель. Она практически не ночует дома. Почему бы тебе не прийти попозже?
— Постараюсь.
— В следующую среду в «Пэласе» выступает Венгерская государственная оперная компания. Я возьму два билета, ты как?
— Я — за, — сказал он. — Но тебе не кажется, что пора присоединиться к гостям?
В апреле, когда Салли вернулась из Парижа, Боб снял для нее квартирку в одном из ветшающих серых домов на улочке неподалеку от Бейкер-стрит. Она смертельно боялась оставаться в ней одна. Комбайн, проигрыватель и телевизор, последний подарок Боба, вместо того чтобы развлекать, угнетали. Другие подарки — цветы, духи, белье, далеко не все были от Боба. И от этого она чувствовала себя виноватой перед ним. Боб так много ей давал, а она не могла ответить на его любовь, и поэтому должна была бы, казалось ей, по меньшей мере не изменять ему. Он был мягкотелый. Невыносимо тщеславный. И хотя он ежедневно играл в гандбол, делал по утрам зарядку и регулярно ходил в бассейн, у него намечался живот. Он был добрый. Никогда не упоминал об Эрнсте, разве только она сама заводила о нем разговор. В сущности, он был мальчишка. Обожал, чтобы его хвалили, напрашивался на комплименты. Он был добрый, совершенный мальчишка, но уже одряблел — сказывался возраст.
Раза два она осведомилась о Нормане. Боб не видел Нормана. Никто его не видел.
Салли сидела у окна, смотрела на почерневшие деревья напротив, три-четыре раза подняла взгляд на затянутое пухлыми облаками свинцовое небо, и на глазах ее навернулись слезы. В эти дни она легко плакала ни с того ни с сего. Со слезами Салли боролась фенобарбиталом, джином и спаренными киносеансами.
По улице прошел один из здешних неподобающе юных румяных полицейских. Следом за ним проехал паренек на велосипеде. Трикси, лукавый терьер мисс Лэнгли, волок за собой хозяйку по заляпанному черному тротуару. Они что-то припозднились. «Волонтир» уже двадцать минут как открылся. Салли налила себе еще джина с тоником. Безусловно, думала она, надо было выйти за Нормана. Но между нами всегда стоял бы Эрнст — и этого не избыть. И потом, Норман вел бы себя так безупречно, благородно, сочувственно, что она бы как пить дать спятила. Да, с Норманом, подумала она, я была бы счастлива.
— Эрнст! — неожиданно для себя самой вдруг позвала она.
Так нельзя, подумала Салли. Если я напьюсь к его приходу, он обозлится. Опомнилась, поплелась в ванную, принесла оттуда стакан воды и пузырек снотворных таблеток. Что и говорить, низкий трюк, на такой трюк можно решиться только от отчаяния, но на аборт она не пойдет. Этого ребенка она во что бы то ни стало сохранит. Первую таблетку Салли проглотила с трудом. Закашлялась и запила ее джином. Боб мягкотелый, в сущности, мальчишка, и, когда в восемь — он на редкость пунктуальный — зайдет за ней и обнаружит полупустую бутылку джина, а у ее постели пустой пузырек из-под снотворного, он тут же отомчит ее в больницу, благо она в двух шагах, и ее страдания так его разжалобят, что он разрешит оставить ребенка.
Коварный, гадкий прием — вот что это такое. Но Салли — а она глотала уже третью таблетку — сознавала, что эта мелодраматическая ложь, эта «попытка самоубийства», как окрестит ее Боб, подействует на него сильнее слез и уговоров, так она спасет жизнь своего нерожденного ребенка. И Салли проглотила еще одну таблетку.
