Амисия увидела расставленную ей ловушку и возмутилась:
— Да, я вышла замуж за какого-то Галена Фиц-Уильяма, но откуда мне было знать, что он — наследник Таррента?
Она распалялась гневом и обидой; у нее снова брызнули слезы. Гален и впрямь никогда не говорил о себе как о разбойнике, но она с самого начала не желала этого замечать, а потом простодушно доверилась двусмысленному подтверждению Карла.
— Ох, девочка моя!
Забыв о своем намерении исподволь вывести Амисию на чистую воду, Сибилла порывисто обняла дочь и прижала к груди ее голову. Даже когда Амисия была совсем маленькой, Сибилла редко позволяла себе просто взять ее на руки из страха, что Гилфрею откроется ее любовь к девочке и муж использует это святое чувство, обратив его в орудие пытки для них обеих. Но теперь надеяться было не на что, кроме помощи свыше, и Сибилла укачивала Амисию, как младенца, пока рыдания дочери мало-помалу не утихли. Тогда Сибилла предприняла новую попытку показать Амисии ее ошибку, но на этот раз более мягким способом, чтобы пощадить ее чувства.
— Ты говоришь, что полюбила разбойника. Если это так, чем же он завоевал твою любовь?
Амисия все еще ожидала подвоха, но ей захотелось, чтобы мать поняла: ее чувства — не просто ребяческие выдумки. Она поведала Сибилле, как Гален возвратил деньги, отнятые у аббатства, и обратил их на благо людям. Она с гордостью рассказала и о том, как он спас Рэндольфа от неминуемой расправы, как ободрил мальчика из спаленной хижины, и еще о том, какую речь он держал перед крестьянами, опасающимися возмездия со стороны Гилфрея. И в каждом ее слове сквозил восторг от того, с какой неизменной заботой и нежностью относился он к ней самой.
Сибилла улыбнулась:
— Судя по твоим рассказам, это человек чести; он достоин уважения и доверия.
Обида, нанесенная Амисии «предательством» Галена, понемногу растворялась в потоке других чувств, пока она увлеченно описывала своего героя, своего возлюбленного. Она кивнула в знак согласия со словами матери и испытала невольную гордость: ведь в действиях Галена Сибилла усматривала проявление тех самых душевных достоинств, которые пленяли и ее.
— Пойми, — тихо сказала Сибилла, снова сжав руки дочери, — что все эти поступки совершил не кто- то другой, а именно Гален. Какая разница, кем он себя при этом называл: разбойником или лордом? Если любишь человека, то разве важно, какими землями владеет каждый из вас? По-твоему, он женился на тебе ради наследства, а вот мне кажется, что не из-за Галена, а из-за тебя владение мирскими богатствами встало между вами стеной. И еще скажу: я знала Галена мальчиком и уверена, что став мужчиной, он не слишком изменился. Если Гален скрыл от тебя правду или хотя бы допустил, чтобы ты поверила в какой-то обман, значит, у него были веские причины. Ты должна доверять ему: без доверия любовь умирает.
Амисия подалась назад и изумленно воззрилась на мать. Каким образом эта женщина, которая, казалось, отринула от себя все земное, и даже собственную дочь почти не замечала, — каким образом она могла со знанием дела рассуждать о любви?
Улыбка Сибиллы была живой и открытой:
— Я воспитывалась в монастыре святой Маргариты и там узнала, что любовь и доверие нерасторжимы. Снова повторю: одно без другого гибнет. Кто любит Бога, тот хранит и веру в Него. И если ты любишь смертного мужчину, то верь ему во всем. Я любила твоего отца; мое доверие к нему было безграничным, я готова была исполнить все, о чем бы он ни попросил.
Впервые за всю жизнь мать заговорила с Амисией о человеке, который был ее отцом. Даже в детстве она, бывало, задумывалась, как могла получиться такая странная пара: набожная послушница — и жизнелюбивый лорд. Когда же она стала постарше, ее нередко посещали сомнения в том, что она сама появилась на свет как дитя любви, и это невысказанное подозрение лишь нагнетало отчужденность между нею и матерью.
Сибилла уловила тень недоверия в глазах Амисии и печально добавила:
— Да, я всем сердцем любила твоего отца, и если бы он приказал мне прыгнуть с крепостной стены, я бы сделала это, не раздумывая. Иногда любовь требует, чтобы мы слепо доверяли избраннику, а то и терпели страдания. Я потеряла своего возлюбленного Конэла, но по-прежнему люблю Бога и верю, что Он тебя охранит… пусть даже за это придется заплатить дорогой ценой — мучительным отдалением матери от ее ребенка. — Амисия медленно покачала головой, и Сибилла горестно пояснила. — Я держала тебя на расстоянии только для того, чтобы кое-кто другой не мог использовать мою любовь к тебе как оружие против нас.
Сибилле было совершенно ясно, что Амисия сейчас слишком ошеломлена ураганом событий и откровений, обрушившихся на ее голову за один день, и вряд ли способна во всем разобраться. Она ограничилась последним советом:
— Пришло время стать взрослой. Мир детских мечтаний остался позади, но поверь, только сама жизнь может стать источником подлинных радостей.
Сибилла сочла, что увещевания больше не нужны. Дочери сейчас требовалось другое: уединение и тишина. Она ласково коснулась губами разгоряченной щеки Амисии, встала с кровати и задернула за собой полог. Покидая комнату, она не снизошла до того, чтобы удостоить взглядом злобную старую мегеру, скорчившуюся на соломенном тюфяке.
ГЛАВА 16
Оставшись одна в утешительной темноте своей постели, Амисия настороженно прислушивалась к своим чувствам. Прежний гнев против Галена и жалость к себе сменились более серьезными размышлениями — как и предполагала Сибилла. Она перебирала в памяти все, что сказала ей мать. Неожиданная, но могучая и такая необходимая опора — материнская любовь — помогла ей отрешиться от эгоистических сетований по поводу нанесенных ей ран и задуматься над положением Галена. Он ни разу не назвался никаким именем, кроме того, которое действительно принадлежало ему. Да, он — это Гален Фиц-Уильям, человек, который помогал бедным людям, избавил от страхов юного Дэйви, спас Рэндольфа от мучений. Мать говорила правду. Был ли Гален наследником графского титула или разбойником — не имело значения. Это был Гален, и она любила Галена. Только неразумное дитя могло бы отвергнуть реального, живого человека и предпочесть ему бесполезную иллюзию — бесплотного героя легенд.
— Амисия…
Ее имя, тихо произнесенное голосом Галена… Амисия не сомневалась, что звук ей просто померещился.
— Амисия!
По-прежнему это был не более чем громкий шепот, но в нем слышалось явное нетерпение.
Голос был
— Я здесь, Гален, здесь!
Гален остановился под сводчатым потолком лестничной площадки в конце коридора и навострил слух в ожидании ответа. Приходить сюда было с его стороны неразумно. Но он должен был — любой ценой! — повидаться и поговорить с Амисией. Все, что надлежало выполнить до того как придет подкрепление из Таррента, он выполнил. Он даже выждал, пока Уолтер, получивший приказ доставить на берег аббата Петера и сидевший на веслах, проплыл уже больше половины пути до берега.
Амисия широко раздвинула полотнища полога и была уже готова соскочить с кровати, как дверь комнаты распахнулась.
— Гален, я здесь!..
Серебристо-зеленые глаза мгновенно обратились к фигуре, видневшейся в просвете полога. Призывно протянув к нему руки, Амисия стояла на коленях в облаке разлетевшихся волос, отливающих
