Амисия с облегчением перевела дух.
— Более того, — добавила Анна, — как видно, нам воистину послано благословение Божье. Когда я шла к тебе, меня остановил сэр Освальд и сообщил новость: из-за того что твой отчим за последние две недели сильно перетрудился, у него начался особенно мучительный приступ. Ноги так опухли, что он не способен из комнаты выйти, а уж о том, чтобы ночью ходить по лестницам, и речи быть не может.
Анна увидела золотую вспышку в глазах Амисии — искру надежды, что казнь будет отложена. Однако Анна не хотела, чтобы Амисия тешилась ложными иллюзиями:
— Но барон уже отдал приказ, чтобы двое конюхов — из тех, что покрепче — были готовы завтра утром отнести его во двор.
Несмотря на опасения Анны, Амисия не впала в уныние: ведь теперь уже было известно, что помощь близка. Болезнь Гилфрея намного облегчала задачу тех, кто пришел на выручку. Амисия радостно рассмеялась. Она могла покинуть крепость, ничуть не опасаясь, что Темный Лорд перехватит ее на пути. Ей открывалась возможность уйти и встретиться с друзьями Галена, чтобы составить план действий, который будет легко выполнить. Ведь любой план мог бы сорваться, если бы Гилфрей заметил хоть что- нибудь подозрительное; но раз он прикован к постели, этого можно не опасаться.
Услышав звук шагов на лестнице, Гален поднялся на ноги. В темноте подземелья невозможно было вести счет времени: даже еду, которую ему просовывали сквозь решетку угрюмые стражники, приносили не только редко, но и крайне нерегулярно. Тем не менее он понимал, что находится в этой запертой клетке довольно долго.
Воин, оказавшийся безоружным и бессильным что-либо предпринять, человек, подвижный по природе, но лишенный возможности двигаться, — он, естественно, пребывал в самом скверном расположении духа и кипел от досады. В самом начале он убеждал себя, что развязка близка: надо лишь запастись терпением и ждать. Однако вынужденное бездействие и зависимость от чужой воли — это ли не самая изощренная пытка, какую только мог выдумать барон?
Всякий раз, когда в первые дни его заточения мрачные стены освещались неверным светом, Гален проникался надеждой, но тут же снова погружался в безнадежную тоску: в подземелье опять спускался кто-то из стражников. Потом он перестал уповать на чудо. Вот и сейчас, когда на пол упал дрожащий отблеск, слишком слабый, чтобы прорезать тьму, Гален не придал этому особого значения. Однако до его слуха донеслась какая-то возня, сопровождаемая глухим стуком ударов, и тут уж он насторожился. В полумраке ему удалось разглядеть двух стражников, которые с трудом волокли по ступеням какого-то здоровенного детину. Гален узнал его только тогда, когда все трое приблизились почти вплотную.
Один из стражников отпер решетчатую дверь, а второй втолкнул пленника в клетку.
— Ну, пошел, болван. Твоих цыплячьих мозгов не хватило даже на то, чтобы больше не соваться в Райборн. — Лязгнули железные засовы, и на гнилую солому рухнуло грузное тело Рэндольфа.
Гален присел подле него и, не теряя времени, перевернул беднягу на спину, лицом кверху, чтобы успеть при свете факела рассмотреть, сильно ли он покалечен. Каково же было его удивление, когда Рэндольф ему заговорщически подмигнул! Гален даже отпрянул, но не произнес ни звука, пока наверху не захлопнулась тяжелая кованая дверь. Подземелье опять погрузилось в кромешную тьму.
— За каким чертом тебя сюда принесло? — грозно спросил Гален, имея в виду появление Рэндольфа не только в мрачном подземелье, но и вообще на землях поместья.
Рэндольфу такие сложности были невдомек, и он ответил попросту:
— Да вот за вами. Велено передать, чтоб не беспокоились: мы вас спасем.
— Надо же, как интересно, — сухо проронил Гален, однако Рэндольф не заметил его сарказма. — Впервые слышу, чтобы ради спасения одного в клетку бросали второго.
Тугодум Рэндольф только сейчас понял, что между ними возникло недоразумение, и зычно расхохотался:
— Ой, умора! Да мне только приказано вам рассказать, что умные люди надумали, а то ведь тут, в потемках, недолго и рассудком тронуться.
— И кто же эти умные люди? — Гален знал, что из его соратников поблизости остался один Уолтер, но вряд ли можно было ожидать от этого неопытного юнца какой-то военной хитрости; впрочем, появление Рэндольфа тоже оказалось полной неожиданностью. — Объясни толком, зачем ты объявился в этих краях? Ведь я отправил тебя в Уильд — там ты был в безопасности.
— В Уильде сидят бабы с ребятишками, — насупился Рэндольф. — А мужики все как один сюда двинулись.
Под покровом темноты Гален сжал кулаки. Он так и не смог добиться внятного ответа, но дело, видимо, обстояло еще хуже, чем он предполагал. Призывая себя к терпению, он сделал еще одну попытку:
— И все-таки: как ты узнал, что со мною приключилось? — Он решил задавать самые простые вопросы, причем не все сразу.
Рэндольф приподнялся и с готовностью объяснил:
— Барышня Амисия отправила вслед за Карлом этого… как его… Уолтера. От него-то мы и услыхали, что вы обвенчались с дочкой госпожи Сибиллы, а барон вас за это бросил в темницу.
— И вы, стало быть, поспешили мне на выручку? — Сперва Гален был раздосадован, что Амисия забила тревогу, но тут же напомнил себе, что она, в отличие от прочих женщин, нипочем не стала бы покорно сидеть сложа руки, когда ему грозит опасность. Наверно, отчасти за это он ее и полюбил. К тому же за прошедшие дни он воочию убедился: ничего не может быть хуже вынужденного бездействия и ожидания помощи от других. Нет, Амисия не заслуживает его упреков. Тогда получается, что он один во всем виноват. Он намеренно не открылся крестьянам из Брейстона и даже приказал Карлу на словах передать кузену Уиллу, чтобы тот ненароком не выдал его настоящего имени. И вот теперь деревенские жители, презрев опасность, бросились вызволять его из беды, не подозревая, что он уже обратился за помощью к другим.
— Каждый из вас рискует жизнью, — продолжил Гален вслух, — и это на моей совести. Ведь ваше участие, скорее всего, не понадобится. — Его голос выдавал глубокое раскаяние. — Вы даже не знаете, кто я такой. У меня есть могущественные друзья, которые не замедлят прийти на подмогу.
— Почему ж не знаем? — Даже в полной темноте было ясно, что на лице Рэндольфа появилось торжествующее выражение. — Вы — Гален Фиц-Уильям, наследник рода Таррентов. — Рэндольф с гордостью выпалил эти сведения: видно, ему стоило немалых трудов затвердить их наизусть. — Все мы про вас знаем. Вы нас выручили в трудную минуту; теперь наш черед ответить тем же. Только не опоздать бы.
У Галена потеплело на душе, когда он понял, что бедняки, решив выручить его из беды, не устрашились пойти против барона, но собственная беспомощность повергала его в отчаяние. Из-за него могли погибнуть люди, но счет уже шел на часы и минуты. Разве могли изможденные, замученные притеснениями крестьяне противостоять хорошо обученным и вооруженным воинам Гилфрея, пусть даже ряды которых сильно поредели? С трудом изображая присутствие духа, Гален задал еще один простой вопрос:
— В чем же заключается ваш план? Рассказывай, как тебе велели.
— План — лучше не придумаешь! — с воодушевлением начал Рэндольф, гордый возложенной на него миссией. — Это Уилли расстарался, а то бы всем нам каюк.
— Я не ослышался? Ты сказал «Уилли»? Мой двоюродный брат Уилл подсказал вам, что нужно делать? — Голос Галена дрогнул от радостного волнения. На своей земле Уилл превратил ватагу крестьян в непобедимый боевой отряд, наводящий ужас на врагов; если за дело взялся Уилл, то за жизнь крестьян из Брейстона можно было не опасаться.
Шагнув с узкого уступа под сумрачные своды пещеры, Амисия по привычке остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте. Когда перед ней начали вырисовываться очертания предметов, одна из застывших теней вдруг превратилась в человека — незнакомого, но не чужого.
— Как я понимаю, вы — молодая жена моего кузена?
Голос принадлежал тому, кто был связан родственными узами с ее мужем, хотя Гален напрямую не
