Они пашут, а мы деньги хорошие получаем, водочку пьем и девок облагораживаем. В наше время рабы должны быть.
Он самодовольно рассмеялся. Он сам себе казался мудрым, истинным хозяином жизни и положения.
— Ага, а теперь о нашем дельце. Хватит тебе в этом музее пыль глотать. Копейки получаешь. Мне нужен свой человек в отделе контроля. Будешь хорошую зарплату иметь.
— А что делать? — заинтересованно переспросила Ирина.
— Да ничего. Я потом всё расскажу.
— Я в технике ни бум-бум. А тут, говоришь, контроль нужен.
— Да и хорошо, что ни бум-бум. Я везде дур расставил у власти. Радио возглавляет бывшая секретарша, девять классов образования, телевидением командует тоже вывшая потаскушка, у этой вообще семь классов за спиной. Я даже главным бухгалтером сделал бывшую кассиршу. Она дворником раньше работала. И ничего, рулюют. И меня как бога слушаются. Что ни скажу — всё делают. Чуть-чуть зарплату им увеличил — дуры счастливы, но теперь они же за всё и отвечать будут. Не положено ставить на руководящие посты безграмотных, но мне всё положено.
— А если проверка, — не унималась Ирина. Она с испугом смотрела на Честнухина и поражалась той бездне, которая открывалась в его внутреннем мире.
— Была проверка. Ну и что? Из Магадана прилетала дура. Сунул ей клык гравированный, трехлитровую банки икры — дело с концом, всё стало чисто. Все ревизоры продажные. Тут шанс не упустить. На контроле старая дура сидит. Честная, в Москве училась. Чуть что акт, нарушение вещания. Ну задолбала! Нет актов и нет срывов. Я ее всё равно сживу со света. Уже инфаркт схватила не долго протянет.
— Я боюсь, что не справлюсь. Теперь ваше радио и телевидение такую чушь несут, что вся Чукотка над этим смеется.
Он вдруг рванулся с места, кинулся на женщину, рывком повалил ее на диван, схватил цепко двумя руками за горло и придавил так, что та захрипела в отчаянии.
— Стерва! Перечить мне! Критиковать! Да я в КПЗ почки отбивал крутым парням, они потом всю жизнь ссали кровью! Да я хребтины ломал подследственным, что не слушались меня. Тебя, гниду, в порошок сотру!
Она стала задыхаться, у нее потемнело в глазах. Он во время отпустил ее горло. Сел на место, налил водки, выпил и, как ни в чём, весело сказал.
— Какой-то у тебя лимон странный. Пурпурного цвета, просвечивается и напоминает вкус арбуза. Где такой купила?
Она молчала, и со страхом смотрела на него.
— Ну че, дуреха, раскисла! Раздевайся, мне полностью раскрепоститься нужно.
Она не мигая смотрела на него. Он был ей отвратителен, противен, но она боялась его. Она покорно стала расстегивать свой цветастый, импортный, подаренный турком, халатик. А в мыслях крутилась только одно: «Чтобы ты подох, гад! Чтобы тебя раздавила машина! Будь ты навсегда проклят!»
4. Поиск благочестия
Когда за ним захлопнулась металлическая дверь, и уже назад он не мог возвратиться, Ирина кинулась в ванную. Вначале она стояла под душем, тщательно намыливалась, терла тело губкой, затем отмокала в наполненной водой ванне. Ирине хотелось содрать с себя кожу, чтобы не чувствовать омерзительные прикосновения Честнухина. Жизнь казалась раздавленной, кому-то проданной и кем-то преданной. И так душа затосковала по доброте, чистой жизни, что Ирина расплакалась. Но слёзы не помогали. Находиться в комнате, где была эта мразь, дышать воздухом, каким дышал он было противно, не в моготу.
Она глянула на стол, который был еще не убран, на ломтики светящегося, алого плода, принесенного из музея, с застолья, и ее осенило. Она может исповедоваться, может излить душу перед подругой, вернее знакомой, глубоко верующей. Они давно уже не виделись. Да это и не важно. Она поймет, поверит, подскажет.
Чудесным образом вспомнился телефон. Хотя нет, не вспомнился, просто привиделся. Вернее она его как бы знала. Второй час ночи. За окном темень, вдалеке ряды оранжевых огней — это центральная улица, единственная в городе, хорошо освещенная.
«Бог простит» — подумала Ирина и впервые в жизни перекрестилась. Набрала номер, ответ последовал довольно быстро.
— Да, я слушаю, — в трубке мягкий сонный женский голос.
— Это Лариса?
— Да! А это кто?
— Ирина. Помнишь, мы с тобой вместе в музыкальную школу ходили?
— Ну конечно, Иришечка! Помню.
— Мне нужно тебя срочно увидеть! Я не могу, душа….
Ирина вновь разрыдалась.
— Да что с тобой, успокойся! Господи помилуй! Могу я к тебе придти, можешь ты ко мне. Я недалеко от тебя живу, рядом с магазином хозтоваров.
— Спасибо, я приду и прости, — успокаиваясь, ответила Ирина. Что-то тяжелое, горькое медленно стало сползать с души. Но оставалась тревога, Господи помилуй.
Окна дома, стоящего вдоль улицы. Редкие окна ярко светились, значит там не спали, может быть страдали, решали свои проблемы.
Вот и магазин хозяйственных товаров. Ирина прошла арку, свернула направо. Вход в дом, рядом с входом в подсобку магазина.
На Ларисе серенький, скромный байковый халат. На голове темная косынка. Смотрит доверчиво, дружелюбно. Лицо чистое, ни единой морщинки, светится изнутри покоем и любовью.
— А ты изменилась, — тихо сказала хозяйка, пропуская гостью. — Вроде как по-деловому, современно выглядишь.
— У меня так тяжело на душе, я так устала от этой проклятой жизни, хоть в петлю, — слезливо проговорила Ирина.
— Да что ты, Господь с тобой!
Лариса, обняла Ирину и провела в комнату. Здесь всё скромно. Диван убран уже, под покрывалом видна белая подушка. Круглый стол посреди комнаты, в углу иконы, горящая лампада, а на тумбочке библия и молитвенник. Ещё полка с книгами. Да на стене ковер, Вот и всё убранство комнаты. Сели за стол.
— Может чаю? — спросила ласково Лариса.
— Нет, спасибо.
Ирине стало как-то легко и просто. Она не знала с чего начать. Расхотелось рассказывать о прожитом, точно оно было ворованное, краденное у самой себя. И неожиданно сказала.
— Я бы, как и ты хотела бы верить в Бога.
— Так и верь. Прими Бога в сердце, отзовись на его любовь всей душой. Молись и веруй.
— Это не так просто. Я была в нашей церкви. Стыдилась креститься и всё пялилась на мужчин.
— Мне в раннем детстве Божья мать привиделась. Взяла она меня за руку и говорит: «Молись за родителей своих и не осуждай их. Они творят то, чего сами не знают». Ты ж знаешь маму и папу. Царство им небесное! Пусть земля им будет пухом. Пили, дебоширили, сколько горя у меня было! Ночами плакала! Потом стала молиться. Украдкой. Молюсь и молюсь! Откуда ко мне молитвы приходили — не знаю. Всё от Бога. Ты ж помнишь, что мня в школе монашкой прозвали. Рано пошла работать. Потом родители померли. Прости их Господи! Так вот и работаю лаборанткой. Работа дает скромные средства для поддержания тела, а душа и дух поддерживаются молитвами, церковью.
— У меня всё изменилось после того, как исчез муж. Слышала, наверное, он предпринимателем был. Вышел на лестничную площадку покурить и исчез. Седьмой год милиция ищет и ничего. Тут, после этого, со
