Глава 3. Националисты
Накануне предстоявших выборов особую остроту борьба за власть приобрела в национальных республиках, где особая линия начиналась не в сфере политики, а объяснялась традиционными родовыми и клановыми связями. До революции в Казахстане вообще не существовало сколько-нибудь значимой «общеказахской партии». Глава комиссии при Наркомпросе X. Досмухамедов отмечал: «До 17-го года среди казахов не было ни одного настоящего социал-демократа… а о большевиках говорить нечего». Вся казахская элита начала прошлого века состояла лишь из нескольких десятков выпускников высших учебных заведений и нескольких сотен средних — главным образом учительских школ и институтов, сельскохозяйственных, фельдшерских школ, гимназий и реальных училищ.
И поскольку до революции объединение населения в Казахстане проходило по родо-племенным группировкам, то и советская казахская элита представляла собой «сборный и эклектичный элемент». С одной стороны, в ее состав входила «старая аристократия» (чингисиды и алашордынцы) — представители национально-буржуазной интеллигенции. С другой — ее составляли «советские выдвиженцы из зажиточных (байских) и средних социальных слоев со средним или незаконченным средним и начальным образованием». И те и другие вступили в партию уже в 1919–1920 годы.
Причем наиболее близкие к большевикам «выдвиженцы» были типичными «разночинцами». Среди них: воспитанник «царского сатрапа» Т. Рыскулов — председатель ТуркЦИК; аульные учителя А. Асылбеков — второй секретарь Казобкома и С. Сейфуллин — председатель СНК. К ним же относились Н. Нурмаков — председатель СНК, У. Кулумбетов — председатель КазЦИК, руководитель НКВД — писарь-переводчик А. Айтиев и другие. О какой-либо «революционной и пролетарской закваске» не могло быть даже речи. И поскольку в восточных обществах «бастык»-начальник априори выступал в качестве особо уважаемого человека, носителя высшей мудрости, то бюрократия республик быстро превратилась из инструмента власти в само ее воплощение. Поэтому в советской Средней Азии и Казахстане процессы «бюрократизации» прошли гораздо быстрее, чем в европейских районах СССР, поразив общественные институты на полную глубину.
Таким образом, советская восточная бюрократия являла собой не систему номенклатуры, а «именно возрождение байства, «бастычества», когда начальник рассматривался и утверждался в роли «патриарха» — уважаемого главы учреждения-семьи».[18] В республике «возник новый тип лидера — «советский бай», персонаж, известный по кинофильмам об итальянской мафии, с целованием рук и клятвами в верности боссу». По своей внутренней сути советская элита Казахстана оставалась «байской, протобуржуазной, родо-племенной…». И все- таки реальная власть находилась в руках третьей группировки, которую олицетворял первый секретарь ЦК Казахстана Мирзоян, и он не собирался ее уступать. В шифрограмме от 13 июля 1937 года он сообщал на имя Сталина:
«Во время съезда Компартии Казахстана кандидатура председателя Казахского ЦИК тов. Кулумбетова после длительного обсуждения на пленуме съезда тайным голосованием была провалена. Основным мотивом отвода и провала был факт перехода в 1919 году тов. Кулумбетова с оружием в руках на сторону врага… После съезда ряд арестованных участников контрреволюционной рыскуловской и нурмановской организации показывают на Кулумбетова как на одного из активных участников этой национал-фашистской организации. Возможно, в ближайшие дни следствие покажет необходимость ареста Кулумбетова. Мы считаем совершенно необходимым освободить Кулумбетова от обязанностей председателя ЦИК…».
Армянин Левон Исаевич Мирзоян стал секретарем ЦК КП(б) Азербайджана в 1925 году, а с 1929 года был секретарем Пермского окружкома, затем он — второй секретарь Уральского обкома партии. Его назначение на пост первого секретаря Казкрайкома произошло в феврале 1933 года. Перебравшись с Урала в Казахстан, он перетащил с собой большую группу партийных чиновников из Свердловска, и на февральско-мартовском пленуме ЦК Сталин прокомментировал этот факт как проявление групповщины в ущерб местным национальным кадрам.
Тем не менее, Мирзоян не лишился своего поста, и в период чистки 1937 года именно он определял всю репрессивную политику в республике. В заявке на лимиты только по «уголовно-кулацкой» операции он запросил санкции на репрессии в Казахстане 6749 человек, из которых 2346 будут расстреляны. К концу года он сместил с постов и подписал приговоры на расстрел «как врагов народа почти всех первых руководителей республики и областей, многих государственных и общественных деятелей Казахстана».
Поэтому почти закономерно, что после январского пленума ЦК ВКП(б) 1938 года, осудившего перегибы при исключении членов партии, карьера Левона Исаевича прервалась. 15 мая Мирзоян получил телеграмму с предписанием «в трехдневный срок сдать дела» исполняющему обязанности секретаря Н.А. Скворцову и «выехать в распоряжение Политбюро». Погрузив в салон-вагон вещи и мебель, Мирзоян отправился в Москву. Он был снят с поезда и арестован в Коломне, а 26 февраля 1939 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР «за допущенные искажения политики партии» ретивого Мирзояна расстреляли в Лефортовской тюрьме. Однако в 1956 году Хрущев реабилитирует партократа — как «жертву сталинских репрессий».
Сегодня даже трудно установить: кто из лидеров местных группировок был действительно лоялен центральной власти? У кого из них было меньше замазано рыльце в националистическом пуху? Хотя после революции и Гражданской войны на официальном уровне представители власти в национальных республиках демонстрировали приверженность коммунистической идеологии, это было лишь маскировкой. Они не были «пламенными большевиками». Занимая высокие посты первых секретарей нацкомпартий, крайкомов и обкомов, они образовали собственные кланы из преданных людей.
Подобные родоплеменные связи были характерной особенностью всех среднеазиатских, кавказских, закавказских и автономных республик. К примеру, еще в Туркестанской губернии Российской империи существовали самаркандско-бухарский, ферганский, ташкентский и кашкадарьинский кланы. Самаркандско-бухарские клановые элиты, исторически происходящие из центров Бухарского эмирата — Самарканда и Бухары, сохранили свое влияние и при советской власти.
В 20–30-е годы наиболее влиятельным был бухарский клан, самым ярким представителем которого в 1925–1937 годы стал председатель Совнаркома республики Файзулла Ходжаев. Он родился в Бухаре в семье купца-миллионера, сделавшего состояние на экспорте каракуля, и в 11 лет вместе с отцом выехал в Россию и до 1911 года учился в Москве. В 1913 году он включился в движение либеральной и духовной интеллигенции бухарских джадидов (от араб. «джадид» — новый). С 1916 года при активной роли Р. Фитрата и Ф. Ходжаева объединение бухарских джадидов стало оформляться в политическое движение младобухарцев, примером для которых стали младотюрки, пропагандирующие идеи пантюркской общности.
Бухара стала самостоятельной республикой БНСР в 1920 году. Младобухарцы заняли в ней лидирующее положение, а 24-летний Ф. Ходжаев получил пост главы правительства — председателя Совета народных назиров. В августе 1921 года в Бухаре был учрежден тайный Национальный союз Туркестана. Его целью являлось создание самостоятельной Тюркской республики от Башкирии до границ Афганистана на основе единства языка, религии, традиций и обычаев.
В составе ЦИК Бухарской республики, избранном в августе 1922 года, оказалось 14 крупных и 25 средних торговцев, 9 баев, 8 аминов, 7 мулл, а председателем стал сторонник Ф. Ходжаева Муинджан Аминов. В марте 1923 года произошло «экономическое объединение» Туркестанской, Бухарской и Хорезмской республик. Однако после принятия в январе 1924 года первой Конституции СССР в продолжение сталинского плана строительства СССР 27 октября территория Бухарской ССР вошла в состав вновь образованных Узбекской, Туркменской и Таджикской республик. Как уже говорилось, с 1925 по 1937 год правительство Узбекистана возглавлял Ф. Ходжаев, принадлежавший к бухарскому клану. Но с перемещением в 1930 году столицы Узбекской ССР из Самарканда в Ташкент Сталин фактически «сменил» руководство республики уроженцами из Ферганы. И все-таки наиболее крупным и влиятельным в республике оказался ташкентский клан, к которому принадлежал первый секретарь ЦК КПУ в 1929–1937 годах Акмаль Икрамов.
Противостояние элит иллюстрирует телеграмма Икрамова, направленная в Москву летом 1937 года: «ЦК КП(б) Узбекистана просит санкции ЦК ВКП(б) на снятие Файзуллы Ходжаева с поста председателя Совнаркома за связь с националистическими контрреволюционными террористами. Файзулла Ходжаев
