— Но Лишнев не станет убивать Мезенцева, — пробормотал Дима, хватаясь за ручку двери. — Прохоров ясно дал понять, что руководство этого не потерпит. Значит, Лишнев оставит Леху в живых. А раз так, ничего не меняется. Через полтора дня отморозки возьмутся за тебя…
«Может, Костя защитит? В благодарность за то, что ты спас его от унижения?».
— Пожалуй, это единственный шанс, — решил Дима, тяжело опускаясь на свою койку. — Бартер. Ты передаешь Константину Лишневу ампулу и информацию в обмен на гарантию защиты от Лехи-Гестапо и его людей.
Клоков прилег на койку, рассматривая этот вариант, который показался наиболее реальным и удачным из всего, что он смог придумать.
Хлопнула входная дверь — коллеги Дмитрия возвращались из столовой. Жизнерадостный Марат по привычке громко рассказывал какую-то очередную историю. Дима его хорошо слышал, несмотря на опущенный полог.
— Ну и вот, — говорил Доценко, с грохотом скидывая сапоги. — Значит, надоело мне воевать по контракту. Решил мирным человеком стать. Уволился. Вернулся домой после семи лет скитаний по Кавказу. Сам понимаешь, сначала жизнь вокруг дикой казалась. Словно бы в сумасшедший дом попал.
— Во-во, — поддакнул Лишнев. — Знаю, было. Я тоже поначалу охреневал. Какой-то урод выделывается, а ты попробуй его на место поставь. Нет, посадят! Тебя посадят, не его. Я как-то раз одного «крутого» воспитал. Он, мудак, свою навороченную тачку на детскую площадку возле дома повадился ставить. Я ему поначалу вежливо: че ж ты делаешь, мил человек? Тут же детишки, совочки, формочки… Мы с тобой уже в другие игры играем, а им дай детство. Такое, как положено. Их не втягивай в дерьмо…
— Ну а он? — с любопытством спросил Марат.
— А он, козел, — пальцы гнуть. Да ты, грит, на кого попер, лохан? Да я, весь такой-растакой! Щас охрану свою вызову, тебя по этой площадке раскатают… И стоит, ручонками во все стороны машет, чисто мельница.
— Ну а ты? — заржал Марат.
Не только Доценко, даже Дмитрий Клоков, не так хорошо знавший бывшего спецназовца, и тот понимал, чем могли закончиться такие «базары».
— Я? — Лишнев вошел в жилую комнату, почесывая грудь. За ним втянулись остальные, которые с интересом слушали историю. — А что я? Охрану он, конечно, вызвать не успел. Даже сраный мобильник не вытащил. Случайно упал на «Мерседес», боковое стекло расхреначил башкой. Кстати, плохо получилось. Крепкое оно — потрескалось, раскрошилось.
— А че только боковое? — загоготал Доценко. — Лобовое — слабо оказалось?
— Лобовое — слабо, — с сожалением вздохнул Лишнев. — Я попробовал. То ли у мерина лобовое стекло очень прочное, то ли у «крутого» голова не слишком чугунная была. Бритая, но не крутая. Понимаешь, сотрясение мозга получилось, а лобовое стекло уцелело.
Марат лежал на койке, задрав ноги на спинку, и давился от смеха. Лишнев присел рядом, почесал затылок, и продолжил:
— Ну, мудило это в больницу попало с сотрясением мозга. Однако выжил мой знакомец. Пытался на меня охрану свою натравить.
— А-а-а, — сбросив ноги со спинки, Марат приподнялся, — так история на том не закончилась?!
— Неа, — ухмыльнулся Лишнев. — Чуваку тому на следующий день «мерсюк» починили. Стекло вставили, к дому пригнали. Только поставили на другое место, в стороне от площадки для детишек. Ну, я вечером домой шел, притормозил возле мерина, порадовался, что хозяин там быстро поумнел. Даже лежа в больнице, не забыл скомандовать, где машину разместить! Ну и вот, покуда я стоял, радовался сообразительности этого парня, тут ко мне трое и подвалили.
— Так-так! — в глазах Марата блестел живой интерес. — Рассказывай, не томи!
— Ну, они меня давай спрашивать: не я ли вчера так нехорошо с их боссом обошелся? Я им и ответил, что босс у них — просто золото! Вон как быстро понял, куда машину надо ставить. Гордиться надо таким боссом! А они моего юмора не поняли, и тоже давай ручонками махать. Прямо беда какая-то.
— И ты с ними поговорил о судьбах мира…
— Да на беду «мерсюк» хозяйский опять рядом оказался. Мы ему сгоряча еще два стекла разбили. Головами этих придурков.
— Опять боковых?! — сгибаясь на полу, уточнил Доценко.
— Боковых, — вздохнул Лишнев. — Я снова пробовал лобовое… Из спортивного интереса. Да ничего не вышло. Непорядок это, Маратка. Сбоку — бьюцца, спереди — нет.
Доценко ничего не ответил. Он сидел у кровати, упершись лицом в матрас, и рыдал от смеха. Сашка Гарин вторил Марату. Святослав Фокин стоял и качал головой, что-то бормоча себе под нос. Лишь Борис Седов помешивал угли в печке, лицо его оставалось равнодушным.
— Ну потом хозяин вышел из больнички, — закончил рассказ Константин. — Меня засудить пытался, да не вышло ничего. Даже не знаю, почему. Вроде, юристов нанял грамотных. Все так повернул, будто я на него набросил, изувечил. Юристы правильные были, видать. Такие вот, как наш Клоков, — верзила махнул огромной ладонью в сторону койки Дмитрия Клокова. — Грамотные. Все знают. Учились, суки! Умеют так вывернуть дело, что человек, даже если прав был, виноват оказывается. В общем, посадить меня хотели. К этому шло…
Костя помолчал. Встал с места, прошелся по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Видно было, что вспоминать финал истории ему не очень приятно. Он подошел к окну, посмотрел наружу, обернулся.
— Уж не знаю, что там у него не выгорело, у «крутого», — закончил Лишнев. — Кажись, нашелся кто-то, еще более крутой. Наехал на моего знакомца, прижал к ногтю. Тот и завертелся с другими «головнячками», не до меня ему стало. Так все и закончилось. Машину он научился ставить там, где положено. Потому что детишки не виноваты в том, что жизнь у нас такая! — Лишнев вдруг со злостью посмотрел на Клокова. — Так я говорю, студент? Ты ведь тоже грамотный. Университеты кончал. Знаешь, как человека в тюрьму засадить, когда он хорошее дело пытается сделать.
Дима покраснел.
— Я не юридический заканчивал, — с усилием произнес Клоков. — Ничего не понимаю в этом.
— Одна хрень! — махнул рукой Лишнев. — Много вас таких, умных. Одни — в судах штаны протирают. Другие — в правительстве. Третьи — в парламенте.
— Да ладно тебе на парня бросаться, — примирительно сказал Марат. — Высшее образование еще не означает, что человек — дерьмо. И, наоборот, не означает, что человек с дипломом — умный. По-всякому бывает в жизни. Я вот историю-то начал рассказывать, про себя. Как со службы ушел и вернулся. Все странным казалось…
— Ну да, точно! — спохватился Лишнев. — Я ж тебя, братко, перебил.
— Так вот, надоело мне стрелять. Захотел мирным человеком стать. Решил — хватит! Вернулся — тут хуже, чем там. Там все понятно. Где свои, где чужие. Тут — вроде, свои. А присмотришься — чужие. Напрочь чужие! Славяне на улице друг друга убить готовы! Все на понтах, особенно как выпьют. Каждый герой! Мне это дико было. Там, на Кавказе, увидишь человека со светлыми волосами — так еще и слова друг другу не сказали, уже почти братья. Сюда приехал — кругом братья. А убивают и калечат друг друга, будто шакалы. Обидно!
— Кстати, вспомнил! — снова перебил Лишнев Марата. — Знаешь, ты вот сказал — я сразу и вспомнил. Когда-то давно, до спецназа, начинал службу в разведроте. Это еще во времена развала СССР происходило. У нас в полку людей славянской внешности было где-то два-три десятка. Все остальные — черные «братья по разуму». Знаешь, что они вытворяли? У нас в казарме учебного отряда тумбочки были ненормального размера, словно бы специально
— Уроды, — скрипнул зубами Марат. — Что творят…
— Некоторые не выживали. Представь: человека в тумбочку заставляют лезть — самого. Он знает, что это почти верная смерть, а выхода нет! Забивают ногами так, что сам ползет. Рассудок теряет: от боли,
