времени.
— Оп…
Андрей поперхнулся от слов Геринга, они ударили его прямо в душу. Он содрогнулся так, словно ведром колодезной воды окатили.
«А ведь боров прав! Как же мне такая простая мысль в голову не приходила. Ведь кто в „Огоньке“ и прочих журналах писал? Да отпрыски тех коммунистов, что власти лишены были и в подвалы чекистами брошены. И год один лишь запомнился — тридцать седьмой! Почему? А ведь тогда в мясорубку террора народа попало на порядок меньше, чем в Гражданскую и коллективизацию, зато каких?! Цвет партии, ленинская гвардия — те, что вершили судьбу революции и страны в Гражданскую и даже дальше. И со Сталиным их не сравнить. Кто был грузин в то время? Наркомнац, его номер десятый, а место в буфете. Серьезных решений Сталин в одиночку принимать не мог вплоть до начала тридцатых, даже до убийства Кирова. Правили другие, и большие и малые, на всех уровнях. Они и коллективизацию провели так, что голодомор страну накрыл — ведь недаром Сталин „головокружением от успехов“ их дела назвал.
Что требовали „дети Арбата“ в „перестройку“? Вернуться к ленинским принципам, которые исказил Сталин! Вернулись… и охренели всей страной! Такая кровь и грязь хлынули, что коммунистическая власть разом доверие потеряла, каким еще пользовалась. Это надо же — Ленин и вся его камарилья Россию оккупированной страной считали. А фраза Ильича, чтоб ему ни дна, ни покрышки: „Мне на Россию наплевать, я большевик!“ Хорошо бы слова, так он дела такие наворочал, до сих пор оторопь берет».
— Сейчас мы союзники со Сталиным, и у нас много общего, мой фюрер!
Громкий голос Геринга ворвался в разум Андрея, и он очнулся. Оказывается, все это время толстяк его в чем-то убеждал, а он его даже не слышал, думы тяжкие овладели.
— Конечно, много. Даже больше, чем ты считаешь!
— И как же быть, мой фюрер?
— Тут нужно крепко подумать. Как только победим Англию, о Франции я не говорю, мы подумаем, как нам крепче русский народ привязать. Мы не в силах победить мировую плутократию, та же Америка, несомненно, рано или поздно придет на помощь англичанам, у которых полмира под пятой. Если авиацию мы можем развернуть, построить самолеты, что настигнут плутократов в их же логове, но постройка флота дело целого десятилетия! А потому союз с русскими как никогда важен.
— Я тоже так считаю, мой фюрер!
— Дело того стоит, Геринг. И сейчас мы об этом и поговорим! Нам нужно вернуться к старой и доброй политике «союза трех императоров», где место прежней Австро-Венгрии займет Японская империя. Наш нынешний союзник намного сильнее.
— А итальянцы занимают место России…
— Нет! Россия займет свое надлежащее место великой державы, а любители макарон сильны имперскими амбициями, но бессильны их подкрепить. Не стоит обольщаться по этому моменту, Геринг, и принимать их всерьез.
В последние дни германский посол и военный атташе явственно отошли от прежней политики холодной и безучастной отстраненности, что наводило на мысль, что поглощение стран Прибалтики было заранее предопределено двумя диктаторами.
В марте прошлого года Гитлер под угрозой войны заставил литовцев отдать Мемель, где 80 % населения составляли немцы. Этот город Литве передала Антанта, проводящая политику максимального ослабления Германии. Его переименовали в Клайпеду, но разве он от этого стал литовским?
Урбшис тяжело, но незаметно вздохнул. Может быть, не стоило соглашаться на версальские решения и брать порт?! Оговорить там свои права, но оставить за немцами? Хорошо, что сейчас этого камня преткновения уже нет, а немцы неожиданно, хоть и мимолетно, вскользь, но начали демонстрировать сочувствие, как бы говоря: «Да хватит вам уступать Советам».
А может…
Мысль обожгла Урбшиса — немцы у Парижа, война победоносно окончена, в этом уже никто не сомневался. Англия со своего острова вряд ли способна на продолжение войны.
Может, лучше попытаться выиграть время?! Ведь еще в ту войну Германия показала, что для нее не проблема быстро перебросить войска с запада на восток. Вряд ли Гитлеру нужно такое усиление сталинского режима. Зачем?! А если попытаться оказать сопротивление, дождаться помощи от Германии?!
— Ваше высокопревосходительство! — Урбшис унял дрожь в голосе и предпринял последнюю попытку «умиротворить» Молотова и выиграть хоть немного времени, хоть пару суток. — Я не вижу статьи, на основании которой можно было бы отдать под суд министра внутренних дел Скучаса и начальника политической полиции Повилайтиса. А это очень важно, как тут быть?!
— Прежде всего их нужно арестовать и отдать под суд, — голос Молотова стал скрипучим, стекла очков презрительно и победно сверкнули. — А статьи найдутся! Да и наши советские юристы вам помогут в этом. Хм… Изучив литовский кодекс, конечно…
Ситуация оказалась патовой — британцы наотрез отказались капитулировать и продолжали суетиться в порту. Люк вторично отправил Кардорфа с ультиматумом, грозя открыть огонь ровно в полдень и попугать мифической атакой бомбардировщиков, но упрямые островитяне наотрез отказались капитулировать.
Теперь выхода не оставалось, иначе фон Люку грозила «потеря лица». Он еще раз прикинул возможности — получалось немощно и хило. Батальон имел только одну противотанковую пушку калибра 37 мм, да на бронеавтомобилях были установлены 20 мм орудия, которые были скорее тяжелыми пулеметами и не больше. Если бы не батарея зениток, то капитан никогда бы не решился на подобное нахальство.
— Нам придется сдержать слово и ровно в полдень открыть огонь, — заявил Люк собравшимся возле него офицерам. — Стрелять бегло, задействуйте все, что можно, даже ракетницы. Нужно создать у противника ощущение того, что мы намного сильнее, чем в действительности. Наводчикам 88 мм орудий постараться попасть в эсминцы, разнести орудийные башни и мостик!
Не успел Люк окончить, как ему доложили, что прибыл француз с белым флагом в гражданской одежде из местной мэрии. Капитан тут же приказал привести к нему парламентера и задал мучавший его вопрос:
— Что у вас происходит, месье?! Почему мэр не сдает город? Скажите мне, где британцы? Какие здания наиболее важные?
Вопрос был не праздный — Люку не хотелось превращать этот известный курортный городок в развалины или пепелище. Все, и он сам, прекрасно понимали, что война близится к завершению, сопротивление французов сломлено, и вопрос об их капитуляции — дело нескольких дней. К чему лить кровь и нести совершенно ненужные потери?
— Британцы в порту, грузятся на корабли. Смываются, покидая нас на произвол судьбы. Посмотрите, вон там бенедиктинский монастырь, в центре ратуша, а на набережной у нас казино.
При слове «монастырь» фон Люк насторожился, как охотничья собака, и сложил в уме два и два, забыв тут же про войну.
— А не в этом ли монастыре производят знаменитый на весь мир бенедиктинский ликер?
— Так точно, именно в нем, — произнес пожилой француз, невольно демонстрируя подзабытую с прошедшими годами военную выправку. Люк это заметил и усмехнулся, жестом подозвав офицеров, что слушали диалог, подойти к ним поближе.
— Монастырь, ратушу и казино не трогать. Сосредоточьтесь на гавани и радиостанции. Задача зениток разнести ее первыми выстрелами, затем перенести огонь на эсминцы. Постараться нанести им повреждения, а при удаче не выпустить из порта. За дело, господа!
Люк машинально посмотрел на наручные часы, по вбитой привычке отмечая время. До конца ультиматума оставалось ровно четверть часа, а там все решит оружие. Батарея зениток против двух эсминцев, каждый из которых намного сильнее всех орудий отряда. Чудовищное неравенство сил, где помочь может только капризная дама по имени Фортуна.
