— Ты чего клинками обложился со всех сторон, Лев?! Или решил в горские князья записаться со своей родословной?!
Глеб Бокий, в своей неизменной потертой кожаной куртке, перехваченной через плечо ремешком с массивной кобурой маузера, быстро охватил взглядом разложенный на столе целый арсенал сабель.
Клинки были на любой вкус — от щедро усыпанных алмазами от рукояти до ножен, до совсем простых, посеребренных. Роднило их всех одно обстоятельство, даже на неискушенный взгляд чекиста — они имели явно восточное происхождение, скорее всего арабское.
— «Нашему другу» хочу вернуть конфискованные самарскими чекистами три старинных клинка. Жаль, конечно, что твои люди не смогли выяснить, какие они были.
— А я что, виноват?! Мы все перерыли, но в городе ничего подобного и близко не обнаружили. Да и торопились, сегодня только приехали, — Бокий не любил оправдываться, тем более за чужие грехи, а потому сменил тему и указал на стол, за которым с задумчивым видом сидел Мойзес. — Ну, и тут у тебя выбор великоват. На любой вкус. Стоящие хоть, а то слышал среди них и подделки встречаются?
— Обижаешь напрасными подозрениями, Глеб! За эту неделю Москву вверх дном поставили, из Питера еще привезли. Это все самое лучшее, антиквары не за страх, а за совесть работали, каждую саблю чуть ли не по миллиметру изучали.
— Тогда понятно, раз за совесть!
Нет, Бокий полностью доверял своему коллеге, но в голосе явственно прозвучало хмыканье. Он не сомневался, что выбрано самое лучшее, просто у Мойзеса за совесть никогда не трудились, а вот страх тот вызывал жуткий, если не лютый.
Да и сам он его завсегда побаивался, мурашки ледяные по коже ходили, а потому старался без нужды не смотреть на лицо, на котором алым прожектором горел немилосердный глаз.
— Посмотри, что он выберет? Мне просто интересно.
— Хочешь предугадать, что выберет «наш друг»? Ну что ж, — Бокий подошел к столу — дюжина клинков была распределена на три группы по четыре сабли в каждой.
Середина сверкала от множества драгоценных стекляшек, кровавым сиянием наливались рубины, тускло желтело золота. Клинки справа были поплоше, но и тут пахло скорее не щедростью, а расточительностью. А вот слева были простые ножны, посеребренные, даже потертые или от старости, или от постоянного употребления.
Чекист взял клинок, самый простой на вид, повертел ножны в руке и вынес, посмотрев на них минуту, свой вердикт.
— Скорее всего, выберет этот.
— Ты уверен?
— Почти.
— А почему не эти? — Мойзес указал на россыпь бриллиантов на роскошных ножнах. — Он вроде не лишен амбиций и честолюбия, а эти сабли достойны царей и императоров!
— Не думаю… — протянул задумчиво Бокий.
— Почему? — не унимался Мойзес. — Он же — казак, терский, почти горец! Насмотрелся я на эту публику, — он брезгливо поморщился, — одежка драная, пальцы из сапогов торчат, ни медяка затертого в кармане, но пояс наборный, серебряный, кинжал и шашка богатые, конь на вес золота, да и сбруя не дешевле! И взгляд-то какой: весь базар купит, не иначе, а то и совсем покупать не станет, не хозяйское это дело. Казачня эта в гоноре с польской шляхтой посостязаться сможет! И «наш»-то тоже на золотишко падкий оказался, раз про свои вещички не постеснялся напрямую сказать!
— Нет, Лев, ты недооцениваешь нашего молодого «друга»! Да и… Не пойму я его… Вроде и прозрачный, как стеклышко, насквозь видимый и просчитываемый, ан нет, стеклышко-то с мутинкой, если повернуть его чуток… — Бокий прищурился, разглядывая стершийся от времени рисунок серебряной отделки. — Он не такой! Дурь да спесь не для него! И кто из нас с кем еще играет… Не дурак он, чтобы на блестяшки твои покупаться.
Клинок хищно блеснул, со свистящим шипением выйдя из ножен.
— Он — казак, как ты сказал, но настоящий, а они — воины по крови, такие, что оружие сердцем чуют. И к тому же драгоценное оружие он не возьмет, ибо знает про данайцев, дары приносящих. А тут у тебя почти все сабли в бриллиантах…
— Этому клинку нет нужды в драгоценной оправе. — Мойзес осторожно прикоснулся к ножнам, отложенным Бокием на стол. — Потому что он и есть самая большая ценность, по сравнению с которой вся Оружейная палата, откуда и взята большая часть оружия, — котомка нищего. Ему полторы тысячи лет, а раньше его называли «мечом веры». Или «пророка» — мои эксперты чуть ли врукопашную сошлись, не в силах дать сабле имя. Один знаток и коллекционер, из горцев, нефтепромышленником был, даже три «захоронки» назвал, лишь бы дали в руках подержать. Плакал от счастья, хотя мы у него на несколько миллионов золотом конфисковали…
— Даже так?
— Ага, — безмятежно отозвался Мойзес, — не врут легенды. Сабля его на две половины рассекла, как соломенный тюфяк. Ты лезвие не трогай, Глеб, пальцев лишиться можешь одним махом, как один мой дурак.
Бокий осторожно задвинул узорчатый клинок в ножны и положил на стол — пробовать на своем ногте, как хотел, он не рискнул — Мойзес к шуткам и розыгрышам не расположен.
— И ты решил проверить…
— Симбиоз…
— А это с чем едят?
— Один ученый мне объяснил кое-что. Я тебе своими словами скажу, как его понял. Так именуют единый продукт двух несовместимых частей.
— Ты имеешь в виду генерала Арчегова?
Собеседники говорили серьезно, хотя любой психиатр, зная, о чем они говорят, моментально бы вызвался оказать пациентам помощь. Вот только подоплека дела такая, что тут не медики нужны были.
— Думается мне, что нравственная и эмоциональная составляющая осталась у него прежняя, а вот разум из будущих времен.
— Переселение душ?
— Можно и так сказать. Хотя и неверно будет.
— Лева, ты гений, — Бокий говорил искренне — коварство и ум Мойзеса он сейчас оценил в полной мере. Данайцы, что взяли Трою, это невинные детишки рядом с его коллегой. Но тот восторгов не принял, сказал грубовато и жестко, сжав изуродованные зубы, отчего звериный оскал стал совсем ужасным, и Бокий вильнул взглядом.
— Ты все привез?! Смотри, Глеб, у нас десять дней всего осталось. Мы должны хорошо приветить генерала, когда он от Деникина обратно вернется. Янек приказал учитывать каждую мелочь, не скупиться! Если надо, я ему двести девственниц к ногам брошу и всем горло перережу!
Бокий передернул плечами от пробежавших по спине ледяных мурашек — какие уж тут шутки, все предельно серьезно. А потому заторопился с ответом, поставив на стол тяжелый саквояж.
Расстегнул ремни и вывалил его содержимое на стол, отодвинув сабли в сторону. На стол упали несколько тяжелых бумажных свертков — Бокий их торопливо надрывал. Между пальцами скользили всевозможные украшения с бриллиантами и драгоценными камнями, желтел презренный металл.
В одном из свертков оказались большие кресты и другие ордена, некоторые из которых также заиграли зайчиками мелких алмазов, что на фоне других сокровищ выглядело несколько неубедительным. Вроде вечно голодного бедного еврейского родственника в богатой купеческой семье.
— Впечатляет, добра вполне достаточно…
Лишенным эмоций голосом произнес Мойзес, без малейшей алчности взиравший на сокровища. Впрочем, также безразлично и холодно смотрел на них и Бокий. К чему чекистам эти «дары земные», на которые можно было безбедно прожить пару веков в любой стране мира, кроме Советской России. Интерес у
