остроумным. Живой и бойкий, он всегда улыбался. Внутри у него горела озорная искорка длиной в милю. Он отпускал больше саркастических замечаний и смешных шуточек, чем кто-либо в роте «С». В итоге Док сказал, что это у меня фрамбезия[18] и дал несколько пенициллиновых таблеток из большой бутыли. У меня не было никакого контейнера, чтобы их хранить, поэтому я просто высыпал их в карман, словно мелкую сдачу. Док ещё добавил, что бактерии, вызывающие фрамбезию, весьма близки к тем, что вызывают сифилис. Таким образом, у меня может быть положительный результат теста на сифилис, если мне вдруг придётся проходить его для получения лицензии на вступление в брак у себя в Калифорнии. Я должен быть готов всё быстро объяснить. Вьетнам продолжал подкидывать приятные сюрпризы один за другим.
Мой винтовка, старушка 179619, в тот день тоже пребывала в печальном состоянии. Всего за одну ночь затвор приржавел в закрытом положении. Опять моя ошибка. Проблема заключалась либо в недостатке смазки, либо в недостаточно усердной чистке. Затвор не тронулся с места, хотя я стучал и колотил по нему различными частями своего снаряжения. Ничего страшного
Дневное патрулирование оказалось не слишком плодотворным. Мы проблуждали несколько часов, но не нашли, в общем, ничего. Постепенно все роты батальона собрались на заранее установленной равнине площадью в несколько акров. Стаи вертолётов начали слетаться, чтобы забрать нас и отвезти домой. Поскольку перевезти надо было целый батальон, около шестисот человек, весь процесс занял примерно полтора часа. Мое отделение улетало в самом конце. Оказаться в числе последних было немного досадно, но имело свои преимущества. К тому времени, как мы вернулись в расположение роты, было уже слишком темно, чтобы высылать ночные патрули.
К счастью, мы успели к ужину. Еда, которую готовили в столовой по вечерам, была чертовски хороша, иногда просто великолепна, и всегда съедалась до последней крошки. Нам подавали блюда типа печёных бобов, тушёной говядины, жареной курицы, и мяса с подливой. Были и гарниры – картофельное пюре, рис, макароны, консервированные фрукты и различные варёные овощи. Главным сюрпризом стал хлеб, который каждый день пекли в столовой. Он был очень вкусным и, в качестве бонуса, не содержал столько насекомого белка, как утренние булочки.
На следующий день мы потратили большую часть времени на вырубку буйной растительности, которая грозила поглотить наши бараки. Стебли пролезали в трещины между досками стен. Лианы ползли по стенам, цепляясь за ширмы в поисках входа внутрь. Пространства между постройками превратились в мини-леса. Может быть, начальство решило, что это плохо для пожарной безопасности. Может быть, они просто хотели, чтобы территория выглядела чистой, как военный лагерь. Или, может быть, они хотели предоставить нам фактический день отгула, не говоря об этом. Они не могли прямо сказать нам взять отгула. Всё должно было выглядеть по-военному. Так или иначе, задание нам пришлось по душу. Просто рай для лентяев. Количество потреблённой нами «Кока-Колы» и сигарет превзошло количество выкорчеванных растений.
Около полудня мы прервались на обед. Вместо того, чтобы направиться прямо к столовке, я пошёл к штабу дивизии поглядеть на военную добычу. Дивизия в ходе «Седар Фоллс» захватила боку[19] оружия и боеприпасов, и немало их было выставлено на обозрение в открытом дворе. Там лежали сотни и сотни винтовок, пулемётов и миномётов, а также ряды мин, ракет и тщательно выложенных штабелей вражеских ручных гранат. Впечатляющий улов. Многое из захваченного орудия было американского производства, которое противник добыл в ходе боёв или хитростью. Например, две безоткатных пушки, пятнадцать «бангалорских торпед»[20] и примерно дюжина раций PRC-25. Нигде не видно было ни одного пистолета, их все разобрали офицеры. Для съёмок понаехали бесчисленные гражданские фотографы. Очевидно, большие шишки из дивизии рассчитывали прикрыться с помощью благосклонных отзывов в прессе. Генерал Уильям Депью, командир дивизии, выпустил документ, в котором подчёркивалось, что хоть нам и не удалось уничтожить столько ВК, сколько в других подобных операциях, но мы захватили гораздо больше трофеев, чем ожидалось, и нам всем следует собой очень гордиться.
После обеда нас отправили охранять участок роты «В». Их самих отправили ещё куда-то. Эта работа оказалась раем для ещё больших лентяев. В каждом укреплении нас сидело четыре или пять человек. Пол- ящика тёплого корейского пива лежало в грязи рядом с нашей позицией. Само собой, мы его тут же выпили, и оно оказалось очень даже хорошим для иностранного пива. Слава корейцам! Мне уже доводилось попробовать вьетнамское пиво. На вкус оно было как моча мула.
Никто из нас никогда лично не видел в Лай Кхе корейских солдат. Однако мы знал, что они есть где- то во Вьетнаме, так же, как нам помогали, например, солдаты из Австралии. Президент Джонсон надавил на лидеров этих стран прислать сюда солдат, чтобы мы могли делать вид, что мы во Вьетнаме не одни, что мы на само деле часть грандиозного международного альянса, старающегося побороть Хо Ши Мина.
После обед один из нас слушал радио и стоял на посту, а все остальные спали. При дневном свете на периметре ни разу ничего не случалось, так что можно было позволить себе вздремнуть, пока хотя бы один человек хотя бы наполовину бодрствует и более-менее начеку. На самом деле, тут сгодится и дрессированный тюлень, если вы научите его носить каску и беспрерывно гавкать «Кто идёт?».
Ближе к вечеру, 3-е отделение назначили в засаду. Как это было заведено, рота «С» отсылала отделение по меньшей мере в десять человек в засаду, вне зависимости, выходили ли мы в джунгли, или находились в базовом лагере. Поскольку в роте насчитывалось не более десятка стрелковых отделений, ясно было, что ночные засады станут самым обычным делом в моём ближайшем будущем. Прождав, пока прибудет наша смена, мы потащились обратно через весь лагерь, и опоздали. Реку мы пересекли в 1940. Покидать периметр в полной темноте было полной глупостью.
Остатков дневного тепла не хватало, чтобы высушить нашу одежду. Из-за невидимых палок и лиан мы спотыкались или даже падали. Мы производили очень много шума. Страх перед неизвестностью не позволил нам зайти больше, чем на сто метров за реку. Я не знаю, насколько далеко нам приказали зайти, но мы этого не сделали. Никто ничего не обсуждал и не задавал вопросов, так что не на кого было бы всё свалить, если бы на следующий день нам начали бы задавать вопросы. Все знали, что происходит и закрывали на это глаза. Это был маленький молчаливый бунт, направляемый здравым смыслом. Так бывало раньше, и должно было быть и в дальнейшем.
К несчастью, когда мы решили остановиться, мы не знали, как выбраться из зарослей, покрытых колючками достаточно острыми, чтобы остановить техасского быка. Это было всё равно, что проспать ночь на мотке старой колючей проволоки. Такова была хорошая новость. Плохая новость состояла в том, что чудик, возглавлявший патруль, сержант Конклин, расставил нас по обеим сторонам узкой тропы. Если наша засада кого-нибудь накрыла, мы бы стреляли через тропу друг в друга, словно польская расстрельная команда[21].
Никому из нас не удалось нормально поспать, так что мы ушли с первыми признаками рассвета. В терминах Второй Мировой войны ситуацию можно было бы описать словом «снафу»[22]. У нас более популярно было слово «фубар». [23]В ту ночь, когда мы направлялись в эту пропасть, я проклинал власть предержащих. Это из-за них всё превратилось в такой фубар. Теперь, когда всё закончилось, я подумал, что, может быть, мы и сами были виноваты, что насосались этим корейским пивом, тащились еле-еле, словно жирные слизни, и опоздали к положенному месту засады. Я заключил, что это на самом деле неважно.
Рота гудела, словно улей. Все стояли в полном снаряжении, включая толстые, тяжёлые бронежилеты, которых я раньше не видел. Солдаты грузились в приспособленные для перевозки людей грузовики, отправляющиеся в Ди Ан. Нам надо было поднажать, если мы хотели успеть переодеться в сухое до
