Неделями я беспрерывно названивал по номеру, по которому должен был находиться доктор Оливер Лауэри — где-то в Джорджии, в пригороде Атланты, если судить по телефонному городскому коду, — но никто не брал трубку.
Пока наконец в один прекрасный день…
— Алло? — произнес незнакомый голос.
— Доктор Лауэри?
— Я бы предпочел, чтобы вы меня так не называли, — сказал он.
— А как надо? — спросил я.
— Зовите меня Бад.
Я, можно сказать, видел, как он улыбается на том конце провода.
— Или Хамиш Маклин, — затем предложил он.
Я рассказал Хамишу-Баду-Доктору-Оливеру-Лауэри о том, чем занимаюсь, а он, в свою очередь, поведал мне кое-что о своей жизни. Выяснилось, что ему — кем бы он там ни был — сейчас семьдесят семь; он ветеран Второй мировой; перенес множество хирургических операций, в том числе по кардиошунтированию и так далее. Затем он сказал: «Вы первый журналист, который разыскал нас за последние четыре года».
— «Нас»? — переспросил я.
— Выдумаете, что дозвонились в Джорджию? — спросил он.
В его голосе прозвучала легкая насмешка.
— Пардон? — сказал я.
Он рассмеялся.
— Ну, я набирал код Джорджии, — объяснил я.
В трубке был слышен звуковой фон из людских голосов, какая-то деловая суматоха, как если бы Оливер-Бад-Хамиш разговаривал из оживленного офиса.
— Вы никогда не сможете опубликовать то, что я вам сейчас расскажу, — заявил он, — потому что не будет у вас доказательств, что этот разговор хотя бы состоялся.
— Стало быть, я не в Джорджию попал? — уточнил я.
— Вы попали в лабораторию, где работает масса докторов наук из шестнадцати стран, включая Британию, а сама лаборатория находится в четырнадцатиэтажном здании за тремя рядами колючей проволоки, которые никакого отношения не имеют к Джорджии.
Долгая пауза.
— Получается, вы пользуетесь переадресацией входящих звонков? — решил спросить я.
Конечно, я не знал, так ли оно на самом деле. Может, этот старик был клиническим вруном, или фантазером, или просто морочил мне голову, но, как я уже говорил, в трубке звучал также многоголосый шум. (А может, он внушил эти голоса мне прямо в голову.)
Словом, он рассказал мне, что американские военные вот уже четверть века ведут исследования в области бесшумной акустической технологии. Он сравнил эти «широкомасштабные» работы с Манхэттенским проектом.
Еще он сказал, что имеются «хорошие» бесшумные звуки — «младенцы, которые в утробе матери слушали хорошие звуки, вырастали замечательно умными» — и «плохие» бесшумные звуки.
— Плохие звуки мы применяем только к плохим парням — добавил он.
Далее: плохими подсознательно-активными звуками американцы облучали иракских солдат в ходе первой войны в Персидском заливе («Мы им сто дней выкручивали мозги»), но столкнулись потом с «серьезной проблемой по извлечению подсознательно внушенного страха из их голов». Этого не получалось сделать на протяжении нескольких лет.
— Негативные установки очень сложно выковыривать обратно, — сказал он, похмыкивая.
Затем он сообщил, что британский теленовостной канал «Ай-ти-эн» показал однажды передачу насчет применения бесшумных звуков в ходе первой войны в Персидском заливе.
(Позднее этот канал категорически заверил меня, что никогда не было у них такой передачи. В архивной базе данных мне также не удалось найти ничего близкого к заявленной теме.)
Еще он сказал вот что: «Бесшумные звуки можно передавать людям в голову через окно, точно таким же способом, каким прослушивают помещение, направляя лазерный луч на оконное стекло. Или же передавать их через самые заурядные средства: спутниковый телефон, древний магнитофон или уличный стереопроигрыватель».
А еще, оказывается, такую технологию применяет и Скотленд-Ярд, хотя об этом он мне рассказывать не будет. Русские тоже этим пользуются. И на этом все. Он резко оборвал нашу беседу. Пожелал мне успехов и повесил трубку — оставив меня с чувством легкого головокружения и полнейшей неуверенности в его словах.
Этот человек вроде бы лил воду на мельницу одной из самых долгоживущих и наименее вероятных теорий заговора. В моих глазах идея о том, что власти тайком обрабатывают мозги населения с помощью неслышимых звуков для дистанционного психоконтроля, стоит на одной доске с утверждениями, будто они прячут НЛО в военных ангарах, а в нерабочее время, когда их никто не видит, превращаются в четырехметровых ящериц. Эта теория заговора продолжает существовать потому, что вмещает в себя все важнейшие ингредиенты: тайная рука могучего правительства вступает в сговор с беспринципными учеными в целях обретения контроля над нашими умами.
Но в том-то и дело, что в данном контексте внезапно появляется смысл во всей той истории с Джамалем, «Бурым блоком» на базе Гуантанамо и римейками «Флитвуд мэка» в исполнении «чисто женского блюзового коллектива».
Джамаль выглядел вполне уравновешенным человеком, когда мы встретились с ним в Манчестере. Я спросил, не было ли у него каких-то странных ощущений после прослушивания записей «Матчбокс твэнти», и он сказал, что не было. Впрочем, это еще ничего не значит. Существует очень большой шанс, что — с учетом фактов «козлочетства», гулянья сквозь стены и тому подобного — они все-таки пытались воздействовать на Джамаля неслышными звуками, но на нем это просто не сработало.
Имелась еще одна цепочка следов, по которой я мог пройти. Оливер Лауэри (или как там его звали на самом деле) в ходе нашего разговора упомянул некоего доктора Игоря Смирнова. Он сказал, что Игорь Смирнов занимался для правительства США аналогичной работой в области неслышимых звуков. Я навел справки о докторе Игоре Смирнове. Его я нашел в Москве. Я вступил в переписку с его офисом, и его ассистентка (сам доктор Смирнов говорит по-английски немного) рассказала мне следующую любопытную историю.
(ФБР эту историю никогда не отрицало.)
В постперестроечной Москве 1993 года институт Игоря Смирнова не процветал. Его финансовые дела были настолько унылы, что когда русские мафиози как-то вечером нажали кнопку звонка на входной двери (с несколько зловещей табличкой «Лаборатория психокоррекции») и спросили, не мог бы он в обмен на симпатичную сумму «подсознательно убедить» кое-каких несговорчивых бизнесменов подписать кое-какие контракты, он почти принял их предложение. Однако в конечном итоге оно показалось ему слишком уж пугающим и аморальным, а посему он отказал гангстерам. Его обычная клиентура — шизофреники и наркоманы платили далеко не так щедро, но по крайней мере не относились к мафии.
Повседневная работа Игоря в начале 90-х выглядела примерно следующим образом: в лабораторию приходил, к примеру, очень грустный наркоман, который должен был стать отцом, но опасался, что его пристрастие к героину может оказаться сильнее любви к еще нерожденному ребенку. Этого наркомана клали на кушетку, после чего Игорь обрабатывал его подсознательным внушением. Он выводил психокоманды на экран перед глазами наркомана, прокручивал их через наушники, спрятав под белым шумом, — и эти сообщения говорили: «Будь хорошим отцом. Ребенок важнее героина». И так далее.
Это был человек, некогда обласканный советским правительством, которое — за десять лет до того — поручило ему обработать своими скрытыми командами подразделения Красной Армии перед их отправкой в Афганистан. Команды звучали так: «Не пей перед боем».
Однако эти славные деньки канули в далекое прошлое — и тут в марте 1993 года Игорю Смирнову позвонили из… ФБР. Позвонили и спрашивают: не мог бы он прилететь в город Арлингтон, штат Виргиния,
