голозадый. Та одежда, которая на нем, годится скорее малышу. Хозяин, безусловно, дал бы ему одежду, которая прикрывала бы наготу.
— Он мавр, — упрямо повторила Юдифь.
— Да, — сказал Исаак. — Но, возможно, не вор и не убийца.
Открылась дверь, и появился Юсуф. Перед Юдифью стоял мальчик лет десяти — двенадцати, болезненно тощий, со спутанными длинными волосами и недавно отмытым лицом. Его огромные глаза были полны страха, но он высоко держал голову и стоял очень прямо. Несмотря на неопрятные волосы, грязные руки и ноги и слишком большой для него плащ, он был очень красив.
— Ты кто? — спросила Юдифь. — И откуда?
— Я Юсуф, — сказал мальчик. — И я шел из Валенсии.
— Так издалека? Один? Не верю.
— Да. Один.
— Кто твой хозяин?
— Я сам себе хозяин.
— Как ты сумел остаться свободным, если ты действительно свободен? — спросила Юдифь своим прокурорским голосом.
— Я свободен, — сказал Юсуф. — Меня трижды хватали воры и торговцы рабами, и каждый раз я сбегал. Первый раз это было легко — тот человек был сильно пьян, но потом это стало труднее. И к моему стыду, в конце концов я попался слепцу, только потому, что у него доброе лицо.
— Тише, дитя, — быстро произнесла Юдифь. — Ты волен уйти, когда захочешь. Не следует только оставаться здесь, выискивая, что бы украсть.
Глаза Юсуфа метнулись к остаткам хлеба и нескольким финикам, лежавшим на столе под деревом.
— Я ничего не крал, — оскорбленно произнес он. — Кроме остатков еды, чтобы утолить голод. Больше ничего.
— Маловероятно, — сказала Юдифь. — Запомни, в этом доме не предоставляют кров ворам.
Оба противника яростно, без единого слова, прожигали друг друга взглядами — Юсуф с высоко задранным подбородком, Юдифь, наклонившись к нему.
Исаак прервал эту немую сцену.
— Если ты желаешь прервать свое путешествие на день или больше и заработать себе на хлеб и одежду, что на тебе, — сказал он, — то мне нужен быстрый и внимательный посыльный, который может провести меня по городу и помочь мне избежать неприятностей. — Он повернулся к жене. — Разве не так?
— В общем-то, да, — сказала Юдифь. — Но…
— До тех пор, пока ты не будешь готов продолжить свой путь, — сказал Исаак. — Мальчик, в этом доме ты будешь прилично одет и обут, а также получишь содержание. В конце года я дам тебе еще одну смену одежды и немного серебра.
— Исаак!
— Но, поскольку ты не желаешь оставаться здесь до конца года, тебе придется обойтись пищей и одеждой.
Юдифь продолжала впиваться взглядом в Юсуфа, но при этом разговаривала с мужем.
— Если ему придется остаться в доме еще на одну ночь, Ибрагим должен отвести его в бани. Не слишком он подходит для того, чтобы его видели рядом с моим мужем.
— Но сначала, — сказал Исаак, — чистым или грязным, сегодня утром он должен пойти со мной в монастырь. Мы зайдем в бани на обратном пути.
За Исааком и мальчиком захлопнулась дверь.
— Я знаю самый быстрый путь к монастырю, господин, — сказал Юсуф, беря лекаря за руку.
— Терпение, Юсуф. Мы идем не только в монастырь. Этим утром у нас есть и другие дела, — сказал Исаак. — Сначала рынок, а затем мне нужно посетить писца.
— Я знаю писца в алькацерии, господин. Отвести вас к нему?
— Это особый писец, Юсуф, он занимается делами во дворце епископа и в судах. Чтобы зайти к нему, нам придется пойти в Сан-Фелиу. Если ты будешь моим доверенным поводырем, — добавил он, — тебе придется, в случае необходимости, хранить некоторые мои тайны. Ты готов быть моим поводырем? — спросил он. — Ты готов отложить свое путешествие на некоторое время?
Юсуф сделал паузу.
— Как надолго? Я должен сдержать одну клятву, господин.
— Достаточно долго, чтобы отдохнуть, окрепнуть и немного подрасти. Скажем, до третьей луны начиная с полнолуния, которое наступит через четыре дня?
— И затем вы освободите меня?
— Я и сейчас не держу тебя, Юсуф. Но тогда я помогу тебе быстрее завершить твое путешествие, если ты именно этого хочешь. Обещаю. Итак, ты будешь моим доверенным поводырем и хранителем моих тайн?
Юсуф посмотрел на немного ироническую улыбку слепца и кивнул.
— Я не знаю, господин, — сказал он обеспокоено. — Люди обычно не доверяют мне свои тайны. С тех пор… — Его голос увял. Вас приговорят в суде как вора или раба, если я скажу, куда вы идете и что делаете?
— Нет, — сказал Исаак со смехом. — Только на суде самого ужасного из судей — моей жены.
— Я, конечно, не выдам ей вашу тайну, господин, — сказал Юсуф. — Легко хранить секреты от ваших врагов.
— Сейчас она твоя хозяйка, Юсуф, а не враг. Вскоре она будет ценить тебя. Она не слишком быстро начинает верить людям. — Они вышли из южной части Еврейского квартала и попали в рабочее сердце города, с его толчеей, шумными толпами покупателей и продавцов, евреев и христиан, смехом, торговлей и шумными спорами о достоинствах необычных привозных и отлично выполненных местных товаров. Мимо Исаака проплывали крепкие ароматы окрашенной шерстяной ткани и прекрасно обработанной кожи. Он мог по ним, как по карте, точно определить, какую именно лавку они прошли. Его рука легко опиралась на плечо Юсуфа, пока они пробирались в толпе мимо лавок рыночных торговцев. Наконец они дошли до лавки торговца специями. Исаак остановился, чтобы купить имбирь и корицу для усиления аппетита доньи Исабель, и начал поторапливать Юсуфа, двигаясь в сторону северных ворот. — Теперь, по дороге к монастырю, мы зайдем в дом писца, Николо. Сверни возле лавки сапожника. Там живет моя дочь Ребекка.
Некоторое время они двигались молча.
— Это — моя тайна, мальчик, — наконец произнес Исаак. — Моя дочь вышла замуж за христианина и стала conversa — она предала нашу веру. Ты понимаешь, что это такое?
— Да, господин. У нас тоже есть такие.
— Ее маленький сын тоже христианин. Моя жена никогда не видела его. Твоя хозяйка — очень религиозная и добродетельная женщина, Юсуф. Во много раз более религиозная и добродетельная, чем я. Она может говорить резкие и недобрые слова, но она не будет плохо обращаться с тобой, потому что ты ребенок и, — по крайней мере временно, — находишься на ее попечении, поскольку обращаться с тобой с добротой — ее обязанность. Но если она считает, что поступает правильно, она становится твердой как камень. Я сам, — добавил он глубокомысленно, — много учился и — когда я мог еще видеть, — читал великих философов, а также изучат тайны великих мистиков, но так никогда и не мог уверенно определять, что есть правда и справедливость. Мы свернем здесь.
Исаак прошел немного и остановился. Из дома, рядом с которым они стояли, доносились звуки ссоры.
— Ну и катись, пьяный дурак, — вопил женский голос.
Потом закричал ребенок. Бледный, растрепанный молодой человек вылетел из двери и выпал на улицу. Даже не оглядевшись, он развернулся и направился в сторону северных ворот и собора.
