— На вид двадцать, мама, — ответила Рахиль. — Хотя может быть и тринадцать.
— Ты никогда не должна переступать порога этого дома без отца. — С этими словами Юдифь отправилась распорядиться насчет обеда. — И переоденься, — крикнула она с лестницы.
Глава пятая
В четверг утром Исаак шагал по широкой мощеной улице за воротами дома, не чувствуя солнечного света, не замечая суматохи и присутствия Юсуфа и Рахили. Он размышлял о тревогах молодой матери, чья радость от появления на свет малыша внезапно сменилась слабостью и оцепенением. У нее не было ни лихорадки, ни подавленного настроения, как часто случается, и силы ее не были истощены до предела. Но накануне вечером она поймала Исаака за рукав блузы.
— В моей голове как будто звучит голос, который твердит, что мой ребенок умрет, — прошептала она. — Вообще-то я его не слышу, — поспешно добавила она. — Я не сумасшедшая, как несчастная Тереза, которая слышит голоса, но я не могу выбросить его из своих мыслей. Господин Исаак, меня прокляли. — И слезы покатились у нее по щекам.
Роды прошли легко, ребенок появился на свет здоровым и сильным, и семья женщины окружила ее заботой и любовью. Молодые матери часто тревожились, но у нее были все основания для того, чтобы быть счастливой и довольной. Исааку не понравился этот разговор о проклятиях. Совсем не понравился. Погруженный в свои мысли, он дошел до ворот квартала, и только тут понял, что находится не на своем дворе.
— Мы зайдем в дом ткача, — сказал он.
— Да, папа, — рассеянно ответила Рахиль.
Голова у нее была занята собственными мыслями. Вчера вечером Юсуф вернулся после задания довольный собой. Марк чувствовал себя хорошо, хотя страдал от головной боли, и ближе к вечеру они вдвоем прогулялись по берегу реки, беседуя о его беспокойстве и чувстве досады, об искусстве и красоте, об огромном мире за пределами Жироны.
— Кажется, его угнетали пыль и шум в доме, — доложил Юсуф, — но на улице он был бодр и весел.
«Юсуф занимает мое место в жизни папы, — размышляла Рахиль. — Он может ходить туда, куда мне нельзя, и как только узнает все, что знаю я, отец больше не будет нуждаться во мне».
Теперь мать каждый день говорила Рахили о замужестве. Предупреждения отца о том, что он не желает ни слова слышать на эту тему до следующего года, не останавливали ее, когда она оказывалась с дочерью наедине. Рахиль знала всех мужчин в квартале, и среди них не было ни одного, за кого бы она хотела выйти замуж. Мысль о том, что придется покинуть семью и переехать в чужую, которую ее мать сочтет подходящей, наполняла душу девушки смятением и страхом. Сегодня же поговорю об этом с отцом, решила она, когда они подошли к маленькому домику ткача, и Юсуф уверенно постучал в дверь.
Они услышали торопливые шаги, и тяжелая дверь распахнулась. В проеме стояла маленькая служанка, ее плечи дрожали, лицо было закрыто грязным передником. Она попыталась что-то сказать, но ее слова потонули в рыданиях.
— Бонаната, что случилось? — спросила Рахиль.
Девушка судорожно вздохнула и убрала передник от лица.
— Молодой господин Марк умер.
— Ну, господин Исаак, — послышался враждебный голос из темного коридора. — Вы своего добились. Мой сын умер.
— Добились? — переспросил Исаак. — О чем это вы говорите? Добились чего?
— Вы врач, вам виднее, — ответил Рамон.
— Я ничего не знаю. Я только на минуту остановился у вашей двери, чтобы справиться о Марке. Вы говорите, он умер? — Исаак мгновение помолчал. — Я удивлен. Я думал, что он пошел на поправку, — добавил он недоуменно, — но нет ничего более зыбкого в мире, чем жизнь. Мне очень жаль, господин Рамон. Он был достойным юношей.
— Жалость мне не поможет, — ответил Рамон, повышая голос. — Он умер, а мне стоило кучу денег вырастить его и научить искусно ткать. Дурным оказался совет послать за вами.
— Как он умер? — спросил Исаак, не обращая внимания на последние слова ткача.
Он наклонился на посох, уперев его в порог. Исаак желал услышать ответ, пусть даже его и не пускали в дом.
— Вы отлично знаете, как он умер. Эта все она, которая с невинным видом стоит рядом с вами. Она дала ему это зелье, что вы приготовили, и оно оказались отравой. Он выпил его и умер. Его конец был ужасен, надеюсь, я больше не увижу подобного зрелища.
— Но госпожа Рахиль ничего не давала ему утром, и весь день он был в хорошем состоянии, — сказал Юсуф. — Я был с ним. Вы не можете ее обвинять. Скорее это моя вина, нежели ее.
— Знаю, — нетерпеливо перебил Рамон. — Я говорю о настойках, которые эта ведьма-убийца принесла с собой вчера вечером.
— Вчера вечером, — негодующе перебила Рахиль, — меня здесь не было. Я была дома с родителями.
— Это правда, — мрачно произнес Исаак. — Я, все мои домашние и привратник Яков можем подтвердить, что моя дочь не переступала порога и не выходила за пределы квартала вчера вечером. Я желаю знать, кто приходил в этот дом под видом моей дочери.
— Это вы так говорите.
— Так скажет всякий, потому что это правда.
Ткач повернулся и крикнул в темноту.
— Сейчас проверим. Мартин!
Исаак услышал легкие шаги мальчика, сбегающего по лестнице.
— Мартин, кто была та женщина, которая приходила к Марку после захода солнца? Дочь лекаря?
— Нет, папа. — Голос мальчика дрогнул, он сглотнул, а затем твердо продолжал. — Та женщина не такая высокая, и голос у нее другой.
Рамон задумался.
— Если это не госпожа Рахиль, тогда я не понимаю… — наконец озадаченно произнес он. — Лучше поговорим об этом наедине. Следуйте за мной, господин Исаак.
И вновь Исаак оказался в мастерской ткача.
— Итак, — начал Рамон, — кто-то подошел к дверям дома после захода солнца. Это была женщина в темном платье, точнее, в коричневом, из хорошей шерсти, ее лицо было закрыто. Она сказала, что хочет видеть Марка. Я решил, что это юная госпожа Рахиль. Кто бы еще это мог быть? Прежде ни одна молодая дама не приходила к моему сыну. Она сказала, что принесла для него лекарства, и Мартин провел ее в комнату Марка. Я немного постоял у подножия лестницы и через некоторое время услышал песнопения и почувствовал запах благовоний.
— И это все? Они разговаривали?
— Всего пара слов. Я не сумел разобрать. А от этих песнопений у меня мороз по коже побежал, господин Исаак, такие пронзительные и странные. Женщина пробыла в комнате довольно долго. Когда она ушла, я направился к Марку, но он спал. Поэтому я оставил его, поужинал и тоже лег спать.
— Это не могла быть моя дочь, — твердо сказал Исаак. — Прежде всего я бы никогда не послал ее одну к больному и уж точно не ночью. И моя дочь никогда бы не стала пытаться исцелить пациента песнопениями и благовониями.
— Если это не ваша дочь, тогда какая-то женщина побывала здесь ночью, наложила на моего сына проклятие, и он умер. — Рамон подошел ближе, так что Исаак ощутил его горячее дыхание на своем лице, и ткнул его пальцем в грудь. — Вы могли прислать кого-то еще. Причиной смерти Марка стало колдовство, и я хочу знать, кто виноват в его смерти. Вы это узнаете, господин Исаак, или, клянусь всеми святыми, я выясню, что именно вы причастны к убийству. Мой сын никогда не успокоится в могиле, если он умер от
